— Орелия? — Среди столь светского общества Солт выглядел натуральным бродягой. — Пошпионь для меня немного, — прошептал он с отчаянным взглядом, который ей не понравился.
Она мысленно поздравила себя с тем, что не сообщила ему о продаже камней.
— Просто смотри по сторонам, — повторил он и испарился в боковом проходе.
Интерес Солта к Сликстоуну показался ей чем-то новеньким. Орелии стало интересно, чем он был вызван.
Но мысли быстро вернулись к празднеству. Еще дома Орелия видела, как первые гости движутся мимо ее окна, однако ни один из них не вызвал в ней ни малейших романтических переживаний. Небольшое приключение могло бы ее утешить. Она решила выполнить просьбу Солта, но скорее в собственных интересах, чем в его.
Облонг чувствовал себя не менее одиноким в толпе. Его новые друзья — Фангины, Полки, Джонсы и Ромбус Смит — ограничились вежливым приветствием. Облонг понял: здесь таилось их прошлое, и он тут был ни при чем. Он удалился в беседку, где в компании злобного сатира принялся потирать руки, чтобы не замерзнуть.
— Мда, странное мероприятие, — произнес хриплый женский голос.
— При-вет, — запинаясь, выговорил Облонг.
На Орелии были темные брюки с шелковой рубашкой кремового цвета, которые она надела под пальто в красную шотландскую клетку: просто, но эффектно.
— Орелия Рок, скромная продавщица магазина «Безделушки и мелочи» — в нашем городе это единственный способ приблизиться к вашему непристойному предмету.
Облонг залился румянцем. Он уже проходил мимо магазина и успел заметить ее красоту, которая скорее отпугивала, чем привлекала.
— Повелитель Времени на лошадке-качалке — да, вот это стильно!
— Даже слишком стильно, как говорит моя тетка, — пока что мы не продали ни то ни другое. — Орелия встряхнула волосами. — Странный прием: по костюмам кажется — праздник, а по поведению — похороны. Нам определенно нужно выпить.
Только из дома все еще никто не выходил. Ощущая себя чужаками в собственном городе, гости оставались собранными. Их сдерживало внушительное совершенство поместья и прилегающих садов. Ромбус Смит решил, что это неплохой урок, — так молчаливый, но решительный классный руководитель умеет поддержать дисциплину лучше любого говоруна.
Затем вышел единственный лакей во фраке и вручил Горэмбьюри наушник и что-то вроде элегантного мегафона, а вместе с ними список приглашенных. Наушник ожил, и механический голос, не обременяющий себя условностями этикета вроде «пожалуйста» и «спасибо», принялся отдавать распоряжения. Принимать по одному или по парам. Объявлять в алфавитном порядке, как указано в списке.
Лакей отступил, открывая главную дверь, за которой показалась небольшая прихожая, а дальше — штора алого цвета.
— Сопровождайте, объявляя по именам, и возвращайтесь за следующими, — продолжил инструктировать голос.
Горэмбьюри покорно следовал указаниям, передавая информацию гостям посредством мегафона. Как только гости почувствовали, что скоро попадут внутрь, разговоры возобновились.
— Я пойду первым, — объявил мэр.
— Но ваша милость, ваша фамилия начинается на букву С…
Сноркел пропустил слова клерка мимо ушей, схватил под руку жену и прошествовал вперед так стремительно, что Горэмбьюри еле успел пробубнить: «Лорд мэр и леди мэр».
Сноркел потратил много времени и сил на подготовку приветственной речи в адрес своего нового благодетеля, но на входе слова застряли у него в горле. Потолок над головой возвышался до самых балок крыши, которая венчала высокие, обшитые дубовыми панелями каменные стены с рифлеными колоннами, украшенными фруктово-цветочным орнаментом. Лестница с колоннами вела к балконному возвышению в противоположной части зала, где в полном молчании и одиночестве стоял сэр Веронал собственной персоной. Он был одет в бархатный смокинг бутылочно-зеленого цвета поверх застегнутой на все пуговицы шелковой рубашки с индийским воротом. Выглядел он безупречно. В галерее менестрелей над входом музыканты, одетые в стиле эпохи Ренессанса, держали инструменты наготове в ожидании сигнала, как и группа официантов с подносами, полными коктейлей «Голубая лагуна», и серебряными блюдами с канапе. В огромном камине пылал огонь, а каминная полка покоилась на двух каменных атлантах, стоявших на одном колене. Музейного уровня картины перемежались роскошными ренессансными гобеленами.
Неподвижность хозяина, официантов и музыкантов лишь усиливала атмосферу готической сказки, будто все здесь замерло. Ощущение нереальности усугублялось отсутствием электрического освещения. В покрытых позолотой деревянных канделябрах мерцали и таяли свечи, и этот мягкий свет подчеркивал достоинства лиц, причесок и нарядов.
— Поклонись, Сидни, — прошептала ошеломленная происходящим супруга мэра Синди Сноркел.
Сноркел подобострастно кивнул, прежде чем Горэмбьюри поспешно продолжил:
— Мистер и миссис Абнер… Мистер Анвил…
Гости вступали в комнату в алфавитном порядке, пара за парой, будто в Ноев ковчег; ни один из вошедших не смел нарушить тишину, поскольку сэр Веронал продолжать стоять на своем возвышении, молчаливый и неподвижный. Гостей охватило новое глубинное чувство — чувство гордости за архитектурную жемчужину, которая все это время находилась у них под носом, — но к нему примешивалось тревожное непонимание, отчего этот любитель роскоши избрал именно их. Ротервирдцы прекрасно сознавали разрушительную природу власти, они достаточно прожили с мэром, который брал больше, чем давал, и хотя они упорно испытывали подозрение ко всем чужакам, но, как и все, не могли устоять перед чарами роскоши.
Коллекция произведений искусства сэра Веронала добавляла пафоса моменту — здесь были представлены и портреты в исторических костюмах, и сюжеты средневековой истории, и экзотические города. «Исторические предписания» попирались везде: в картинах маслом, в камне, в шелках и шерсти. Ротервирдцы оценивали тонкость работы, но шарахались от любых намеков на историю в сюжетах. Исторические костюмы для них мало отличались от вечерних нарядов, а реально существовавшие места — от обычных фантазий.
Горэмбьюри прошелся по списку и обнаружил, что не явился лишь один младший научный сотрудник Северной башни, и отсутствие этого сотрудника не удивило бы никого из ее знакомых. Он объявил миссис Бантер без всяких происшествий; люди с таким природным высокомерием неминуемо попадают во все списки приглашенных.
Когда последние гости прошли внутрь, дверь за спиной сэра Веронала распахнулась и вошла леди Имоджен, воплощенная элегантность в платье алого цвета, с небольшой драгоценной тиарой в волосах; за леди следовал мальчик в сером костюме. Актриса еще никогда не играла с таким количеством массовки и в столь роскошных декорациях. В данный момент у нее не было ни малейшего желания отходить от сценария — возможно, сцена и была простоватой, но находиться в центре подобного действа ей было лестно. Она светилась лучезарной, но сдержанной улыбкой, лишь намекавшей на приветствие.
