Сэр Веронал ожил около полуночи, бодрый как никогда.
— Эта женщина… Я хочу знать о ней все.
Глава его охраны уже был проинформирован.
— В Ротервирдской школе есть два научных факультета — Северная и Южная башни. Чем они занимаются кроме преподавания, остается загадкой, но вместе факультеты спонсируют город. Южная башня подпадает под юрисдикцию школы, а Северная работает в рамках гильдии аптекарей. Женщину зовут Виксен Валорхенд, все отчеты говорят о том, что она — личность замкнутая, но выдающийся ученый. Она преподает химию и физику элементарных частиц.
Сэр Веронал сел.
— Она обвела вас вокруг пальца. — Он решил ограничиться одним упреком. — Стриммер знал, что она замышляет?
— Видео с камер наблюдения в Большом зале указывают на то, что он был одновременно удивлен и нет.
Сэр Веронал встретил двойственный ответ понимающим кивком.
— А что насчет его самого?
— Я бы сказал, сэр, что этого человека лучше держать на своей стороне. Интриган, личность амбициозная и беспринципная.
— Кто-нибудь отклонил приглашение?
— Нет.
— А как насчет непрошеных гостей?
— Миссис Бантер. Она держит магазин «Безделушки и мелочи». Возможно, вы припоминаете, как мы ее вывели — жестко.
Сэр Веронал постукивал пальцами по изголовью.
— А за безопасность, значит, отвечал мистер Горэмбьюри? Слишком подозрительное совпадение. Зайдите на его банковский счет и проверьте денежные трансакции. А потом передайте это дело Сноркелу. Мне нужна расплата. Этому городу пора преподать урок.
Актриса потушила свечи и удалилась в свою комнату. Она предчувствовала, что второй акт этой драмы будет интереснее, чем первый.
Стриммер стоял, опираясь обеими руками о косяки двери. Валорхенд сидела перед зеркалом, возвращаясь к своему привычному виду: по щекам стекали струйки бирюзовой краски, волосы все еще торчали, как шипы. Она переоделась в джинсы и футболку.
— Надо было меня предупредить. Тебя могли убить.
Валорхенд знала, что он больше злился из-за того, что с ним не проконсультировались, чем боялся за ее жизнь.
— Я оказалась проворнее.
— И кто это все придумал?
— Надо отдать должное Фласку за общий замысел, но все детали постановки — только моих рук дело.
Стриммер задался вопросом, что еще мог рассказать ей Фласк и что утаил от него.
— Судя по всему, — сказал Стриммер, — либо наш чужак придумал какое-то новое оружие, либо он обладает сверхъестественными способностями. Так или иначе, а выходит, что он не просто источник взяток для Сноркела, как говорил Фласк. — В тоне Стриммера прозвучало подозрение. — В своей упоительной речи ты упомянула, что бывший владелец поместья был великим человеком. Кто тебе об этом сказал?
— Он был великим ученым. Конечно Фласк, кто же еще?
— Если, как я предполагаю, сэр Веронал действительно ищет информацию, он захочет выяснить, что мы знаем. Но я не горю желанием приглашать его первым. Такой ход лишил бы меня преимущества.
«Вечно о себе, вечно я, а не мы», — подумала Виксен, а Стриммер продолжил:
— Когда тебя еще не было, Сликстоун добрых двадцать минут где-то пропадал с самым неожиданным компаньоном. — Он сделал театральную паузу для пущего эффекта. — С Облонгом.
Валорхенд припомнила, как историк бродил за домом, когда она совершала побег. Стриммера ей на сегодня хватило.
— Спокойной ночи, — сказала она, указывая на дверь.
Стриммер вернулся в свой кабинет, самую высокую комнату башни, и запер дверь на ключ. Больше, чем сам устроенный Валорхенд спектакль, его занимала доставшаяся ей в наследство от Фласка информация о том, что в поместье когда-то жил видный ученый. В связи с этим припомнилось и кое-что из того, что Фласк говорил лично ему, — будто бы изучение архитектурных особенностей и строительных материалов показало, что, за вычетом церкви, самыми древними зданиями в городе являются Северная башня и поместье. Их построили примерно в одно время, за несколько десятков лет до всех остальных. Фласк также отмечал необычную высоту и закругленную форму крыши Северной башни. Теперь Стриммер думал о том, что Северная башня, возможно, с самого начала предназначалась для научных целей.
По возвращении в кабинет он палкой от метлы простучал участки потолка между перекрестными балками. Глухой звук подтвердил то, о чем можно было догадаться по очертанию крыши (если анализировать ситуацию, не опасаясь прошлого, как, собственно, сделал Фласк): там обнаружились пустоты. Стриммер предположил, что легче всего проникнуть на чердак из середины комнаты, где сейчас стоял стол.
К его изумлению, навесная панель, обычно совершенно незаметная, под давлением легко открылась вверх. Вооружившись фонариком, он подтянулся и забрался в удивительную комнату. Половину периметра комнаты занимали складные стулья, утопленные в пол таким образом, чтобы сидящие на них люди не могли удариться о скошенный потолок. В центре стояло изумительной работы кресло — это был натуральный трон с ножками в виде звериных лап. С растущим энтузиазмом стирая пыль со стены рукавом рубашки, Стриммер обнаружил изображения звездного неба, знаков зодиака, цифры и алгебраические формулы, а также запечатанное окно, замаскированное под золотую дверь, которая, по всей очевидности, открывалась в бесконечное небесное пространство.
Под окном находилось глубоко ушедшее в пол колесо с ручкой. Он попробовал его сдвинуть и почувствовал, как под ногами задрожали доски. Должно быть, раньше весь этаж можно было вращать. Функция помещения была совершенно очевидна: Стриммер стоял в обсерватории, которую построили сотни лет назад.
Он спустился и снова вернулся с влажной тряпкой и лампой помощнее. При свете обнаружились новые детали: с девяти стульев из двенадцати были стерты инициалы, которые остались только на трех. «И.С.», «М.С.», «Т.Ф.» — предположительно, все они принадлежали ученикам.
На вращающемся участке, где, скорее всего, прежде размещался телескоп, Стриммер обнаружил кое-что еще. Между двумя половицами была вставлена небольшая деревянная планка площадью не более восьми квадратных дюймов. Столетняя пыль сделала ее практически невидимой, но влажная тряпка помогла выявить тонкий мозаичный узор: солнце и две луны вокруг инициалов «Г.Г.» и креста под ними. С увеличительным стеклом Стриммеру удалось разглядеть в углу крошечную монограмму из переплетенных инициалов «И.» и «М.». Он решил, что три сохранившиеся пары инициалов принадлежали друзьям-студентам, поскольку помеченные ими стулья стояли рядом. Он решил также, что сохранение их инициалов свидетельствовало о невиновности в том проступке, который, должно быть, совершили остальные ученики, чьи имена были стерты.
Крест на встроенной планке указывал на место поминовения, вероятно, их учителя. «И.» и «М.» соответствовали первым инициалам двух оставшихся учеников. Возникшая догадка показалась Стриммеру скорее волнующей, чем зловещей: не была ли провинность большинства как-то связана со смертью их учителя?
