Облонг смотрел ей вслед, пока дверь закрывалась. Он был настолько сражен Сесилией Шеридан, что совершенно забыл о толстом слое пыли на полу часовни. Десятилетиями никто не видел этих фресок.
Выйдя на улицу, Валорхенд обмотала лицо шарфом и растворилась в тенях. Под взглядами местных Сесилия Шеридан недолго будет сохранять свое инкогнито.
В последние месяцы она стала посвящать все больше времени ночной жизни. Зазоры между ротервирдскими крышами, их подъемы, острые края, лучшие виды, лучшие места для укрытий, перемычки и мосты — все это она знала как свои пять пальцев. В залитой светом звезд вселенной она была единственной правительницей и единственной подданной. Из чувства гордости девушка никогда не опускалась до мостовых. Ее гибкость в обращении с шестом возросла после упорных упражнений во вновь обретенном одиночестве.
Еще в детстве Валорхенд выискивала потайные закоулки в хаосе городских крыш, наносила их на карту и давала им названия. Свое любимое место, неподалеку от квартиры Облонга, в узком тупике, известном как Палиндром Кат, она назвала «подземным сводом». Здесь два здания сходились на уровне первого этажа, но разъединялись примерно на высоте десяти футов, где левое здание отклонялось назад, давая убежище любому, кто оказывался в пространстве под ним. Неиспользуемая скоба для фонаря служила удобной ступенькой, чтобы добраться туда. Именно здесь Валорхенд устроила простой настил и хранила скалолазные принадлежности, спальный мешок и химический светильник.
Встряхнув последний, она избавилась от самых ярких примет мисс Шеридан — накладных ресниц, цветных линз, парика и румянца. Затем улеглась и принялась размышлять. Она пришла к Облонгу в надежде что-нибудь разузнать о миссис Бантер, но вместо этого совершила открытие поважнее. Фласк, который говорил о прошлом с таким удовольствием, как никто другой в городе, никогда не упоминал о фресках.
Она дождалась полуночи и только тогда прокралась в церковную башню. Деревянные ставни поддались легко. Валорхенд забралась на подоконник и легонько встряхнула химический светильник. Облонг не соврал: его следы были единственными отпечатками на полу. Она поставила собственную миниатюрную ножку в его отпечаток и, несмотря на всю силу своего независимого духа, почувствовала, что в этом было нечто постыдно интимное. Валорхенд встряхнула трубку посильнее, и комната осветилась. Для человека, которого всю жизнь строго ограничивали в познании прошлого, фрески стали настоящим откровением.
Валорхенд никогда не видела столь древнего изображения прошлой жизни. Некоторые рисунки были связаны с сегодняшним днем и легко поддавались объяснению: вид безоружных саксов, убегающих от римской армии на кораклах, пояснял смысл Гонок Великого Равноденствия. Другие сцены казались весьма банальными — работники в полях, земледелие, смена времен года.
Но сама обыденность этих картин заставляла фрески на северной и восточной стенах выглядеть еще более странными. Она увидела серебряную дверь, за которой римский солдат превращался в человека-горностая, а на восточной стене раскрывался белый цветок и росло удивительное дерево с такими же цветами, ствол и ветви которого имели почти человеческие очертания. Возможно, то было божество друидов, только зачем рисовать все это в христианской церкви? И почему художник-реалист внезапно превратился в фантазера? Валорхенд задумалась над тем, какие образы могли скрываться на испорченном сыростью участке восточной стены. Фрагменты ветвей и человеческих конечностей в пурпурном пятне будоражили воображение.
Должно быть, фрески были по-настоящему древними, если изображали лишь сооружение из сарсеновых камней
[33] и общину друидов. По возвращении из часовни у Валорхенд появилось больше вопросов, чем ответов.
9. Озарение
Как только «Книга римских рецептов» очутилась в библиотеке сэра Веронала, она сразу же стала его помощником в обретении памяти, возвращая его в давно забытые дни его творческой жизни. Он не мог припомнить только значение последней страницы с ее обычными фигурами на полях и отсутствием всякого намека на чудовищность. Сликстоун прилежно работал над ней, вкладывая всю силу сознания, которое теперь, несмотря на некоторую бессистемность, могло вытаскивать на поверхность глубоко похороненные образы. Видимо, его способностям к припоминанию был нанесен какой-то безвозвратный урон.
Когда решение все же пришло, прошлое и настоящее слились в минуте великолепного озарения, а Сликстоун сжал руки в кулаки и закричал. Его взору открылся последний эксперимент Уинтера, самый амбициозный из всех, и Сликстоун один знал его результаты. У него в руках были и камни, и книга. Оставалось только найти белую плиту и точку перехода, и он откроет путь к величайшему знанию. Сэр Веронал снова перечитал записную книжку, в которой миссис Бантер хранила заметки о ночных похождениях Хеймана Солта, человека, который нашел камни, — тот совершал пешеходные прогулки в леса на севере Айленд Филда. Найти плиту будет, конечно же, несложно.
Но что делать с другими людьми, которые могли ему воспрепятствовать? Сноркела он держал на серебряном поводке, а Стриммер сам был в игре. Валорхенд казалась слишком неосведомленной, чтобы представлять какую-либо реальную угрозу. Актриса оставалась для него загадкой. Она прочла одну из «Черных книг», что, к его удивлению, говорило не о скрытности, а о странном для нее проявлении независимости, чего Сликстоун не мог не заметить. И зачем она ходила на похороны миссис Бантер? Поначалу он ждал, что актриса попросит больше денег. Избавиться от нее будет проблематично — еще одна смерть в Ротервирде вызвала бы подозрения, — но и отсылать «жену» во внешний мир было бы тоже рискованно. Сэр Веронал решил, что еще придумает решение.
Он перешел к следующему вопросу. Вооружившись линейкой и бумагой в клеточку, он начал копировать последнюю страницу «Книги римских рецептов». Проведя кое-какие измерения, сэр Веронал позвал своего самого доверенного исполнителя.
— Отнеси это в литейный цех и держи рот на замке. Размеры должны быть в точности такими же, а материал легким. Используй титан.
Мужчина лет шестидесяти посмотрел на страницу и моргнул, а сэр Веронал не смог удержаться от соблазна разделить с ним свой триумф.
— Это ерунда, просто клетка с особыми свойствами, — сказал он.
— Для чего? — произнес слуга, который боялся, что теперь в хозяйстве заведется какой-нибудь жуткий питомец.
— Для удивительной игры в иллюзии, — ответил сэр Веронал.
10. Инерция
Конец апреля выдался погожим, тучи рассеялись, дул легкий ветерок. Дожди приносили свежесть и шли в основном по ночам. Ласточки прилетели рано — они носились по обоим уровням Итерс Уэй, на лету подхватывая насекомых. Хлебные крошки доставались простым воробьям.
И только Ференсен не радовался перемене погоды. Кожа его пересыхала, а глаза непроизвольно щурились от прямого света солнечных лучей. Он вставал спозаранку и продолжал искать черную плиту, укрываясь в тени зонта. Ряды живой изгороди лучами расходились от города, соблюдая ту же систему, которая прослеживалась в расположении курганов и буковых рощ: те своими корнями попирали верхушки лежащих под ними могильников. Ференсен рисовал диаграммы и выискивал возможные варианты решения загадки так же, как профессор Болито охотился за неоткрытыми планетами, сочетая точные данные с собственным чутьем. Но Ротервирд упрямо отказывался выдавать свои секреты, и Ференсен начал опасаться, что плита находится в городе, вход в который был ему заказан.
