Это обстоятельство, однако же, никак не умаляло его талантов садовода. Как строгие официозные городские клумбы, так и менее прилизанные сады Гроув Гарденс могли похвастаться уникальными для Англии гибридами, на каждом из которых хвастливо красовалась металлическая табличка с цветистыми названиями вроде аронник Хеймана или цинния Хеймана.
Впрочем, его тщеславие с лихвой искупалось отменным чувством юмора; стоило мэру пожаловаться на то, что в его честь ничего не называют, как в саду появилась петунья Сноркела, лепестки которой представляли собой самое что ни на есть уродливое сочетание оранжевого, белого и зеленого, а аромат растения отдавал гнильцой. Принимая во внимание тот факт, что научные открытия в Ротервирде считались обычным делом, никому и в голову не приходило интересоваться, как Хейман Солт умудрялся столько всего плодить.
Его визиты в магазин «Безделушки и мелочи» имели единственную цель — он сбывал здесь всевозможные археологические находки, от пряжек римских легионеров до мелких монет, на которые натыкался, копая землю. Обычно Солт приходил во время обеденного перерыва, демонстрировал свою добычу, какое-то время препирался с миссис Бантер и наконец полировал удачную сделку стаканчиком мерзостного шерри.
— Да с тебя течет, как из крана, — пропищала миссис Бантер.
Солт бросил шляпу и пальто Орелии, которая почувствовала, как что-то тяжелое ударилось о ее бедро, — садовый совок. Пока Солт усаживался на средний стул перед очагом, она проверила второй карман: там лежал комок полиэтиленовых пакетов. Но разве нынешняя погода подходила для садовничества или переноски грузов?
Не тратя времени на свою обычную подготовительную болтовню, Солт выудил из кармана пиджака четыре разноцветных камня — красного, синего, коричневого и белого цветов, — которые были хоть и несколько затертыми, но все еще достаточно яркими; каждый камень представлял собой идеальный шар и полностью соответствовал другим по размеру. Орелия отметила, как напряжены плечи Солта, как будто он никак не мог решить, оставить камни себе или поскорее от них избавиться.
Обе женщины уставились на товар. Миссис Бантер почуяла возможность наживы. Орелия ощутила присутствие чего-то непередаваемого словами.
— Где ты их раздобыл? — спросила миссис Бантер.
— По десять гиней за каждый, берите или до свиданья.
Орелия отметила, что камни соответствовали четырем природным элементам — огню, воде, земле и воздуху, — и ее реакция на них дала толчок интуитивной догадке: это создали не для красоты, а с какой-то практической целью.
Миссис Бантер посчитала грубый ответ Солта его новой торговой тактикой.
— Мы покупаем бусины по два пенни за штуку. Но я соглашусь, что эти довольно милы. Дам три гинеи за каждую и гинею сверху за то, что о нас вспомнил.
— Они прекрасны, — добавила Орелия, противореча своей склочной тетке.
— Хорошо, две гинеи сверху за то, что нас не забываешь, — с гримасой жалости добавила миссис Бантер.
— Десять гиней за каждую, — повторил Солт со стеклянной остротой в голосе.
Побледнев от раздражения, Миссис Бантер уступила.
Солт снова стал прежним весельчаком, только когда Орелия налила ему шерри.
— Угощай или пожалеешь! — выкрикнул он, вручая ей пригоршню луковиц, которую достал из другого кармана. — Это — крокусы Хеймана.
Судя по зеленоватому оттенку корешков и синим пятнам на сухой внешней кожице луковиц, цветы из них должны были появиться уникальные.
Миссис Бантер отказалась предлагать «бродяге» второй стаканчик. Когда Орелия выпроваживала его на улицу, он шепнул ей на ухо:
— Странные штуки, эти камушки. На твоем месте я бы избавился от них поскорее.
Миссис Бантер, легкомысленная внешность которой скрывала расчетливый ум, набросилась на племянницу, как только захлопнулась дверь:
— Твои сантименты обошлись мне в двадцать шесть гиней!
— Он прекрасно чует, когда торг неуместен.
— Камни, скорее всего, краденые.
— Тетя, ну что ты!
— Откуда тебе знать, где он шляется по ночам? — Миссис Бантер любила приправлять беседу подробностями тайных делишек своих клиентов, особенно ночных.
«Знание — это сила», — однажды сообщила она Орелии, попытавшейся уличить ее в дурной привычке. Когда Орелия громко пожаловалась на то, что после смерти дяди тетка уже не знает удержу, Дейрдре Бантер перешла к более практическим вопросам:
— На ценнике мы укажем «Древние ротервирдские камни утешения».
— И что должно означать такое название?
— Средневековые четки для нервных.
— Ясненько.
— Цена договорная. Следует выйти за рамки торговли, чтобы понять ее истинную суть, — этого-то тебе мать не втолковала. — Поддев таким образом покойную золовку, миссис Бантер сложила в карман горсть мелких бумажных купюр из кассы и вышла к ожидавшему ее наемному рикше.
Орелия подписала камни, как было сказано, и положила их в местечко понеприметнее, надеясь выиграть немного времени для дальнейшего изучения вопроса. Выбор оказался удачным. Ни один покупатель не проявил к ним ни малейшего интереса, и за ворохом прочих дел она все реже вспоминала об этих предметах.
Зато Солт по-прежнему чувствовал себя неуютно. Замалчивание правды бывает не лучше открытого вранья. Он понятия не имел, как действуют камни, но знал, где их достал, и уже одно это было достаточным поводом для волнения. Он молился о том, чтобы камни оказались в чьей-нибудь шкатулке с драгоценностями, забытые и невостребованные.
5. Облонг пытается изучить класс
Попытки Облонга разобраться с географией местности не приносили особых результатов. Карты подтверждали тот факт, что долина располагалась на труднодоступном участке и что дорога была единственным ведущим к ней путем, но кроме этого не предоставляли никаких других подробностей. Сам город на ней даже не указывался. Река Ротер также избегала соприкосновения с внешним миром, появляясь у подножия северных склонов лишь с тем, чтобы снова исчезнуть под землей на южной границе Ротервирда.
Путеводители называли сообщество Ротервирда «скрытным и крайне недружелюбным»; посетителям следовало приготовиться к тому, что их «развернут или отправят в ночь без средств передвижения». Редкостное растение под названием ротервирдский эглантин без всякого присмотра произрастало под дубами Айленд Филда, просторного луга, который тянулся по южной оконечности города вдоль одного из притоков Ротера, однако экспертам-биологам из внешнего мира доступ туда был заказан. Дряхлый минивэн, недружелюбный водитель и городские стены, без сомнения, являлись частями той же стратегии сдерживания.
По почте пришел подробный список с указаниями и заголовком «Для чужаков и деревенских жителей». Под «чужаками» подразумевались любые представители внешнего мира, а «деревенскими жителями» именовались любые обитатели Ротервирдской долины, жившие за городскими стенами. Ни чужаки, ни деревенские не имели права оставаться в городе на ночь, исключение делалось лишь для приезжих из преподавательского состава, при этом по правилам Облонг все равно не мог снимать жилье ни на главной улице Голден Мин, ни на Рыночной площади. Согласно примечанию внизу, он все же имел право посещать особые городские фестивали, при этом упоминались всего два: Гонки Великого Равноденствия и Вулканический бал.
