Услышав эти слова, жители Ведермеля сильно приуныли, ведь каждому радостно было считать себя другом Осберна и находиться под его защитой. Несколько женщин расстроились до слёз, не говоря уж о бабушке и кормилице. Впрочем, юноша заранее рассказал о своём замысле Стефану Едоку, и тот уже сложил вещи, нужные в пути.
Не нашлось в Ведермеле ни мужа, ни жены, припомнившего Осберну обиду, ведь никто не получал от него ничего худого, только доброе. Так все и сказали. И когда речи были произнесены и вновь наступило молчание, Осберн вымолвил:
– Дедушка, ты хозяин Ведермеля, но в последние годы по нужде ты делил свою власть со мной. Впрочем, ты возлагал на меня и многие обязанности, и я посильно принимал и исполнял их. Потому я и решил, что славно было бы назвать перед своим уходом наставника, чтобы частица моей воли, моей силы и мудрости жили в Ведермеле после того, как сам я уйду, думаю, ты вряд ли пожелал бы другого. Если же я ошибаюсь, прошу, поправь меня, и я оставлю всё как есть, и ты будешь единственным хозяином Ведермеля до моего возвращения.
Николас заговорил в ответ, и слова его были о том, что и сам он предпочёл бы оставить в Ведермеле удачу и мудрость Осберна и что распоряжаться в таком большом и богатом владении, как Ведермель, стало ему слишком тяжко, и он с радостью принял бы любого, кого Осберн оставит вместо себя. Да, по правде, он уже знает, кто бы это мог быть.
Тогда Осберн повернулся к Стефану и произнёс:
– Ты, Стефан, больше, чем кто-либо другой, знаешь, что у меня на уме, и ты, как я считаю, опытный и испытанный воин, а потому скажи, если я назначу тебя моим наставником, сделаешь ли ты всё возможное вместо меня, будешь ли уважать господина Николаса и мою бабушку и воздашь ли добром всем людям?
Стефан ответил:
– Я сделаю всё, что смогу, если люди не возненавидят меня лишь за то, что я не ты.
Жители Ведермеля ответили громкими криками приветствия, но сердца их разрывались от любви к Осберну, от страха его потерять и от надежды на его возвращение. Поэтому-то и казалось тогда, что они были готовы пообещать всё, что угодно.
Осберн же ответил так:
– Стефан, друг мой и товарищ, протяни руку, чтобы я пред всеми передал тебе то мастерство, каким обладаю.
Так Стефан и сделал, и они пожали друг другу руки.
Затем Осберн, взглянув на него, произнёс:
– Посмотрите, друзья, пока мы говорили, сгустились сумерки. Так накройте на стол, женщины, зажгите свечи в зале, чтобы в последний раз пред долгой разлукой мы вместе ели и пили.
Так и было сделано: все принялись за еду, а затем внесли и напитки, и каждый выпил чашу за Осберна, а он за всех, а когда чаши наполнили ещё раз, за Ведермель, а затем за Дол и последнюю за удачу Осберна.
И с уст юноши слетели слова, он встал и запел:
От родимого порога
Я отправился в дорогу,
Неизведанные дали
Не манили и не звали,
И за каждым поворотом
Ведермельские ворота
Мне мерещились и снился
Ведермельский отчий дом.
Меж рассветом и полднем я снова в пути,
Но до цели заветной мне долго идти.
Дул суровый, вольный ветер,
Пригибал тростник, и светел
Час любой казался, если
Щит и меч, сверкая, песни
Распевали боевые.
Но в пылу войны родные
Видел крыши Ведермеля,
Видел я наш славный Дол.
И в воинственном кличе победы сынов
Слышал окрики я поселян-пастухов.
Мы ломали строй за строем,
Фут за футом брали боем,
Но казалось, на лугу я
Правлю изгородь косую,
И в сияньи бледной стали
Мы друг другу братья стали,
Все едины, и неважно,
Господин ты или раб.
Я надеждой храним в бесконечной войне:
День за днём, Ведермель, ты всё ближе ко мне.
Все решили, что славная получилась песня, и воспрянули духом, будто бы недалёк был сам день возвращения Осберна, когда они вновь будут счастливы вместе.
Глава XXXVIII
Осберн расстаётся со Стефаном Едоком
На следующее утро Осберн на добром коне да с дорожной сумой, полной денег, выехал в путь. Он подпоясался Широким Косарём и взял с собой чудесный лук со стрелами. Кольчугу же, Плетение Хардкастла, он не стал брать, надев лишь белый шлем-бацинет, ибо юноша решил, что друг его, сэр Медард, снабдит его доспехами. Все домашние вышли к изгороди проводить Осберна, но только Стефан Едок отправился с ним дальше. За дружеской беседой они проехали вместе, бок о бок, до холмов, и когда взобрались на вершину, Осберн, натянув поводья, произнёс:
– Теперь, друг мой, поверни назад и позволь мне следовать своей дорогой.
Они оба развернулись и посмотрели вниз, на Ведермель. Стефан указал туда рукой и спросил:
– Ты, кого любят более прочих, как ты думаешь, сколько пройдёт времени, прежде чем ты вновь увидишь эти места?
– Не знаю, – ответил ему Осберн. – Я в руках Судьбы и следую туда, куда ей угодно. Но, признаюсь тебе, я надеюсь, и молился об этом, чтобы прошло не более пяти лет. Тогда мне будет двадцать и ещё три года, а она будет на несколько недель младше, и если я найду её живой, то мы сможем исполнить долг мужчины и женщины, долг продолжения рода. Если же она умрёт или найдётся верный свидетель её смерти, то в тот же миг я развернусь и приеду сюда, к тебе, чтобы, если смогу, жить и умереть в Ведермеле. Есть ещё третий путь, ведь может так случиться, что мне суждено скитаться по свету, не находя её, до тех пор, пока я не состарюсь. И тогда я всё равно вернусь домой либо с ней, либо с памятью о ней. Я не наказываю тебе помнить меня, ведь в этом нет нужды, но попрошу, оставайся здоровым и весёлым, чтобы, когда я вновь увижу твоё лицо, оно изменилось как можно меньше.
На этом они расстались, и Осберн уехал не оглядываясь.
Глава XXXIX
У Осберна появляется новый хозяин
На второй день после расставания со Стефаном юноша въехал в ворота Истчипинга и поднялся по городским улицам к замку. Многие горожане узнавали его и гостеприимно выкрикивали приветствия, но Осберн ни разу не остановился, лишь подъехав к замку, он спешился во внешнем дворе и спросил сэра Медарда. Здесь его тоже хорошо знали, и, радуясь его приезду, завалили множеством вопросов о жизни и новых свершениях, но юноша, отвечая так кратко, как мог, настаивал на встрече с сэром Медардом. Тогда ему сказали, что тот сидит в верхней жилой комнате и Осберн может сразу же пройти к нему, ибо, хотя у сэра Медарда и был в тот день гость, никто не сомневался, что славный рыцарь только обрадуется своему соратнику.
Осберна ввели в комнату, и сэр Медард сразу поднялся, радостно приветствовав его, обнял и поцеловал. А затем, обернувшись, обратился ко второму своему гостю, с которым он и сидел в верхней комнате замка:
– Взгляни, сэр Годрик, вот герой, и, мне кажется, ты будешь рад поговорить с ним после того, как мы разопьём по кубку.
