Эти слова полицейский инспектор Лестрейд произносит в начале одного из самых изящных рассказов А. Конан Дойла о Шерлоке Холмсе — «Шесть Наполеонов». Сокровища запрятаны в некий предмет, представляющий собой точную копию еще нескольких, — этот сюжетный ход представляется чрезвычайно выигрышным; неудивительно, что им воспользовались авторы одного из самых популярных (и экранизируемых) романов советской литературы — «Двенадцати стульев». Вокруг истории написания замечательной книги создалось множество легенд. Согласно самой распространенной версии, идею книги Илье Ильфу и Евгению Петрову подсказал Валентин Катаев, старший брат Петрова. Он и сам написал об этом в романе «Алмазный мой венец», нисколько не скрывая и того, что позаимствовал сюжетный ход в рассказе Конан Дойла:
«…Мое воображение кипело, и я решительно не знал, куда девать сюжеты, ежеминутно приходившие мне в голову. Среди них появился сюжет о бриллиантах, спрятанных во время революции в одном из двенадцати стульев гостиного гарнитура. Сюжет не бог весть какой, так как в литературе уже имелось „Шесть Наполеонов“ Конан-Дойля…»
[29]
Конечно, есть разница: если в «Наполеонах» Холмс (и читатель вместе с ним) пытается понять, кто воспылал такой ненавистью к покойному императору, что разбивает его гипсовые бюсты везде, где находит, — то читатель романа Ильфа и Петрова изначально знает: стулья Гамбса «ненавидит» и потрошит сладкая парочка авантюристов. Финалом эпопеи становится убийство Остапа Бендера Ипполитом Матвеевичем Воробьяниновым.
Илья Ильф и Евгений Петров превратили этот сюжет в многоплановое, блистательное и бессмертное произведение. Посвятили они его Валентину Петровичу Катаеву, а не сэру Артуру Конан Дойлу. Удивительно, кстати говоря: ведь не только сюжет, но и кровавая развязка веселой истории пришла в книгу из «Шести Наполеонов». Правда, сами авторы объясняли финал иначе:
«Сначала мы отвечали подробно, вдавались в детали, рассказывали даже о крупной ссоре, возникшей по следующему поводу: убить ли героя романа „12 стульев“ Остапа Бендера или оставить в живых? Не забывали упомянуть о том, что участь героя решилась жребием. В сахарницу были положены две бумажки, на одной из которых дрожащей рукой был изображен череп и две куриные косточки. Вынулся череп — и через полчаса великого комбинатора не стало, он был прирезан бритвой»
[30].
А вот текст «Шести Наполеонов»:
«Шагнув в темноту, я споткнулся и чуть не упал на лежавшего там мертвеца. Я пошел и принес лампу. У несчастного на горле зияла рана. Все верхние ступени были залиты кровью. Он лежал на спине, подняв колени и раскрыв рот. Это было ужасно…»
Так что Киса Воробьянинов перерезает бритвой горло Остапу Бендеру точно так же, как в рассказе Конан Дойла головорез Беппо убивает своего подельника Пьетро Венуччи.
Словом, сюжет «Двенадцати стульев» — безусловно детективный, причем он прямо связан с детективной классикой. Это давно известно.
Что же касается героев, то мало кого из них, кажется, можно соотнести с фигурой сыщика — слуги закона, гонителя преступников, вершителя правосудия. Во всяком случае, по прочтении «Двенадцати стульев» такого героя выявить невозможно. И если бы Ильф и Петров ограничились написанием только этого одного романа, можно было бы говорить о сатире, о юморе, даже об авантюрно-приключенческом жанре. О плутовском романе (это определение почему-то более всего любят применять к романам о великом комбинаторе). Но вовсе не о детективе.
Появление же «Золотого теленка» вернуло всю историю именно в детективное русло, туда, откуда все началось, — к канону классического детектива. Причем за счет кардинального изменения характера главного героя. Ну хорошо, не изменения — развития.
Но прежде чем говорить об этом подробно, рассмотрим, насколько классический детектив вписывался в советскую литературу. Вообще — существовал ли он, классический детектив в советских одеждах?
2. История Видока, рассказанная на советский лад
В отличие от «полицейского» (вернее, «милицейского») романа собственно детектив, «классический», как принято называть этот жанр сейчас, представлен был в советской литературе весьма скудно. Тому есть несколько причин.
Прежде всего при социализме невозможно существование самого института частных детективов. Но даже если бы мы попытались представить себе героя неформального, сыщика-любителя (журналиста, ученого и т. д.), то и это оказалось бы, за редчайшим исключением, невозможным: герой-одиночка, самостоятельно раскрывающий преступления, находящийся в постоянном соперничестве с официальными органами правопорядка, несет, по сути, антигосударственный заряд. Помните? «Единица — вздор, единица — ноль».
Существительное «индивидуализм», как правило, припечатывалось прилагательным «буржуазный». Жанровая идеология в данном случае вступала в противоречие с идеологией государственной. Поэтому «милицейский» роман как разновидность романа производственного — поощрялся. А детективный — вынужден был маскироваться, иной раз настолько изощренно, что перед фантазией авторов ничего другого не остается, кроме как снять шляпу. Собственно говоря, такие произведения по пальцам пересчитать можно.
«Три дня в Дагезане» Павла Шестакова. Тут ситуация повторяет «Чисто английское убийство» Сирила Хэйра. Тем не менее это не подражание, а вполне самостоятельная книга, использовавшая уже существовавший в литературе детективный канон. Роман был раскритикован на самом высоком уровне (на правлении Союза писателей СССР) — за то, что Шестаков, как было сказано, попытался протащить в советскую литературу чуждые ей принципы «буржуазного» (читай: «классического») детектива.
Повесть Аркадия и Георгия Вайнеров «Завещание Колумба». Следует обратить внимание, что и у Шестакова, и у Вайнеров главный герой-сыщик — отнюдь не любитель: в этих произведениях действуют их постоянные герои (у Шестакова — следователь Мазин, у Вайнеров — Стас Тихонов). Просто авторы поставили их в ситуацию, где они вынуждены действовать как частные лица, используя только профессиональные навыки и личные качества и не имея возможности действовать официально.
Историко-детективный роман белорусского писателя Владимира Короткевича «Дикая охота короля Стаха». Увы, действительно сильные стороны этой книги — пропитанная мистикой атмосфера со старинным проклятием и загадочными смертями, хорошо проработанная детективная интрига — оказались почти сведенными на нет социально-политическими сентенциями совершенно в духе школьного марксизма (я имею в виду, конечно же, советскую школу). Большая часть персонажей выбраны словно лишь для того, чтобы продемонстрировать тезисы о классовой борьбе, о реакционности эксплуататоров и прогрессивности эксплуатируемых, а финал свидетельствует о приобщении главного героя к революционной борьбе за светлое будущее.
