Разве доктор Ослер хотел сказать, что мы не должны прилагать
никаких усилий для подготовки к завтрашнему дню? Нет. Отнюдь нет. Он лишь
неустанно утверждал в этом выступлении, что лучший способ подготовиться к
завтрашнему дню — сконцентрировать свои силы и способности на наилучшем
выполнении сегодняшних дел.
Во время войны наши военные руководители составляли планы на
будущее, но они не могли себе позволить проявлять беспокойство. «Я обеспечил
самых лучших людей самой лучшей боевой техникой, имеющейся в нашем
распоряжении, — сказал адмирал Эрнест Дж. Кинг, командовавший военно-морскими
силами Соединенных Штатов, —и поставил перед ними самую разумную задачу. Это
все, что я могу сделать».
«Если корабль потопят, — продолжал адмирал (Кинг, —я не
смогу его поднять. Если он будет потоплен, я не смогу это предотвратить. Мне
лучше использовать свое время для решения проблем завтрашнего дня, чем сожалеть
о том, что произошло вчера. Кроме того, если я позволю себе беспокоиться о
таких вещах, меня надолго не хватит».
В военное и в мирное время разница между правильным и
неправильным образом мыслей состоит в следующем: правильный образ мыслей
основан на анализе причин и следствий, он ведет к логическому конструктивному
планированию; неправильный образ мыслей часто ведет к напряжению и нервным
срывам.
Во время второй мировой войны один молодой человек в военной
форме—где-то в Европе—усвоил полезный урок. Его звали Тед Бенгермино. Этот
человек довел себя до психической травмы в боевых условиях.
«В апреле 1945 года, — пишет Тед Бенгермино, —я тан много
беспокоился, что меня поразил недуг, который врачи называют „слизистый колит“.
Это заболевание причиняло мне невыносимую боль. Если бы война не кончилась! в
то время, я уверен, что окончательно бы подорвал свое здоровье.
Я был совершенно изможден. Я служил унтер-офицером
похоронной команды 94-й пехотной дивизии. Моя работа заключалась в том, что я
должен был помогать заполнять учетные карточки всех убитых в бою, пропавших без
вести и госпитализированных. Я также должен был откапывать тела солдат, как
союзников, так и врагов, которые были убиты и наспех похоронены в неглубоких
могилах в разгаре боя. В мои обязанности также входило собирать личные вещи
убитых и следить за тем, чтобы они были посланы их родителям или ближайшим
родственникам, для которых они будут очень дороги. Меня постоянно преследовал
страх, что мы могли сделать серьезные ошибки. Я беспокоился о том, как я все
это выдержу. Меня угнетала мысль, доживу ли я до того момента, когда смогу
подержать в руках своего единственного ребенка—моему сыну было шестнадцать
месяцев, но я никогда не видел его. Я был настолько расстроен и измучен, что
потерял тридцать четыре фунта в весе. Я был на грани безумия. Я взглянул на
свои руки. Они напоминали руки скелета. Я пришел в ужас при мысли о том, что
мне суждено вернуться домой инвалидом. Я был доведен до полного отчаяния и
плакал, как ребенок. Я был настолько потрясен, что каждый раз, когда оставался
один, слезы струились по моим щекам. После битвы в Арденнах наступил период, когда
я плакал так часто, что почти потерял всякую надежду снова стать нормальным
человеком.
В конце концов я оказался в госпитале. Один военный врач дал
мне совет, который полностью преобразил мою жизнь. После тщательного осмотра он
пришел к выводу, что в основе моих заболеваний было расстройство психики. «Тед,
—сказал он, —я хочу, чтобы ты смотрел на свою жизнь, как на песочные часы. Ты
знаешь, что тысячи песчинок находятся в верхней части песочных часов; и все они
медленно и регулярно проходят через узкую перемычку посередине. Если ты или я
сделаем так, чтобы через это отверстие в определенное время проходило больше,
чем одна песчинка, часы испортятся. Ты, я и все остальные люди похожи на эти
песочные часы. Когда мы утром встаем, возникают сотни дел, которые мы должны
выполнить в этот день. И если мы не будем выполнять эти дела по одному в
определенный промежуток времени (как одна песчинка проходит через узкое
отверстие), а будем стремиться сделать все сразу, мы подорвем свои физические
или психические силы».
Я применял эту философию на практике с того незабываемого
дня, когда военный врач дал мне совет: «Одна песчинка — в единицу времени… Одно
дело — в определенный промежуток времени». Этот совет спас меня физически и
психически во время войны; он также помог мне теперь в мирное время. Я работаю
клерком Коммерческой кредитной компании в Балтиморе. В своей деятельности я
столкнулся с теми же проблемами, которые возникали передо мной во время войны,
— мне надо было выполнить очень много дел сразу, но в моем распоряжении было
слишком мало времени, чтобы с ними справиться. Наши акции упали в цене. Нам
надо было вводить в свою деятельность новые формы. В то время организовывались
новые акционерные общества, которые открывались и закрывались, меняли адреса и
т. п. Вместо того, чтобы раздражаться и нервничать, я вспомнил то, что мне
говорил врач: «Одна песчинка — в единицу времени, одно дело — в определенный
промежуток времени». Повторяя себе эти слова снова и снова, я выполнял свои
обязанности наиболее рациональным образом. Делая свою работу, я больше не
испытывал растерянности и замешательства, которые чуть не искалечили меня в
боевых условиях».
Одним из самых ужасающих комментариев к нашему образу жизни
является то, что почти половина коек в наших больницах занята пациентами,
страдающими нервными и психическими расстройствами, пациентами, которых сломил
непомерный груз накопившихся вчерашних дней и устрашающих завтрашних дней. Ведь
значительное большинство этих людей могло бы спокойно наслаждаться жизнью и быть
счастливыми и приносить пользу окружающим, если бы они следовали совету Иисуса
Христа: «Не тревожьтесь о завтрашнем дне», или совету Уильяма Ослера: «Живите в
„отсеке" сегодняшнего дня».
Вы и я в настоящую секунду стоим на пересечении двух
вечностей: безбрежного прошлого, которое длилось вечно, и будущего, которое
устремлено вперед до последнего момента летосчисления. По всей вероятности, мы
не можем одновременно жить и в одной и в другой вечности— нет, даже ни одну
долю секунды. Пытаясь этого добиться, мы можем подорвать свое физическое
здоровье и умственные силы. Поэтому давайте довольствоваться тем, чтобы жить в
единственном отрезке времени, в котором мы, вероятно, можем жить, — от
настоящего момента до отхода ко сну. «Каждый способен нести свою ношу, какой бы
тяжелой она ни была, до прихода ночи, — писал Роберт Луис Стивенсон. — Любой из
нас способен выполнять свою работу, даже самую трудную, в течение одного дня.
Любой из нас может жить с нежностью в душе, с терпением, с любовью к
окружающим, добродетельно до захода солнца. И именно в этом состоит подлинный
смысл жизни».
В самом деле, жизнь требует от нас только этого. Однако
миссис Э. К. Шилдс была доведена до отчаяния и даже находилась на грани
самоубийства — до того как она научилась жить от рассвета до заката. «В 1937
году я потеряла мужа,. — сказала миссис Шилдс, сообщая мне историю своей жизни.
— Я была глубоко опечалена. У меня почти не было средств к существованию. Я
написала письмо своему бывшему работодателю мистеру Леону Роучу, владельцу фирмы
„Роуч-Фаулер“ в Канзас-Сити, и была вновь принята на работу. В прошлом я
зарабатывала себе на жизнь продажей книг сельским и городским школам. За два
года до этого я продала свой автомобиль, когда заболел мой муж. Однако мне
удалось наскрести достаточно денег, чтобы приобрести в рассрочку, внеся первый
взнос, подержанный автомобиль, и я снова начала продавать книги.
