– Княже, поведай нам, как ты умудрялся передавать нам весточки.
– Какие весточки? – удивился Великий князь. – Я никому ничего не передавал.
– Как так?! А Волчий Хвост регулярно нам их докладывал.
Тут все взоры обратились на боярина. Тот задрожал, попытался выхватить меч, но в одно мгновение был повергнут и обезоружен Громыхало.
– Так вот кто нас предал! – как вздох прокатился по ладье всеобщий возглас.
Изменника, словно нашкодившего котенка, подтащили к ногам Владимира.
– Суди его, княже.
А тот все никак не мог поверить.
– Как?! Не может быть! Неужто ты – предатель?!
Волчий Хвост вдруг зло окрысился:
– Это не я предатель! Это ты предатель! Это ты предал нашу веру! Это ты продался лживым грекам! Это ты изменил заветам своего отца Святослава! Это ты предал наших богов!
Гнетущая тишина повисла над ладьей. Даже гребцы бросили весла и с напряжением уставились на Великого князя. Никто не ожидал такой дерзости от боярина, но каждому волей-неволей приходилось делать мучительный выбор между новой верой и верой предков. Волчий Хвост попал не в бровь, а в глаз, и Владимиру нужно было хорошенько подумать, чтобы найти достойный ответ. Глядя в перекошенное страхом и ненавистью лицо Волчьего Хвоста, он тихо молвил:
– Прав ты боярин: люба мне новая вера. Может, и повинен я в том, что хочу сделать Киев таким же могучим и красивым, как и Царьград, что хочу детей наших научить слову мудрому, что Русь хочу видеть цветущей, как Византия. Каюсь, виноват. Только товарищей своих, как ты, я не предал и под пытками. Нет на мне крови павших в бою отроков. А предал их ты, и по твоей вине они пали.
Говорил Великий князь негромко, но ни одного слова не пропустил ни один воин. Речь Владимира шла от сердца и проникала в сердца. Поэтому, как гром, грянул клич:
– Смерть предателю! Смерть изменнику!
Волчий Хвост озверело оскалился.
– Можете меня казнить, но правду этим не скрыть. Все племена: и русы, и поляне, и кривичи, и древляне, и все остальные – против новой веры!
Поднялся невообразимый гам. Владимир решительно восстановил тишину и обратился к Волчьему Хвосту:
– Скажи, а за каких они богов?
– За своих!
– Каких своих?
Боярин на секунду замялся:
– Я могу отвечать только за себя.
– И кто же твой бог?
– Хорст, бог солнца.
– А у тебя? – обратился Владимир к стоящему рядом дружиннику.
– Перун – бог воев.
– А кому ты молишься? – наугад спросил Великий князь у кого-то из толпы.
– Роду, княже, – честно признался тот, – хотя я никак не возьму в толк, почему его нет в главном святилище в Киеве. Род – самый главный бог, потому что первый. От него пошли остальные боги.
Окружающие возмущенно загалдели. Кто соглашался, кто решительно возражал, но Владимир поднял вверх левую руку, и все взоры вновь обратились к нему.
– Так что, так и будем молиться каждый своему идолу?
– А почему бы и нет? – воздел руки к небу Волчий Хвост. – Лишь бы не за Христа. Это не наш бог.
– Не бывает богов наших или не наших. Бог один для всех.
– Но кто сказал, что это Иисус? – упорствовал боярин.
– Ну уж точно не Перун, – тут же ответил Великий князь.
Многие одобрительно рассмеялись. Владимир немного подумал и уже более спокойно молвил:
– О вере мы в Киеве поговорим. Сейчас не время споры устраивать.
– А что с этим делать? – кивнул Громыхало на боярина.
– Там, в Киеве, и его судьбу решим.
Дружина зароптала:
– Как же так? Княже, почто предателя милуешь?
Владимир озадаченно потер лоб. Он и сам не понимал, что с ним происходит. Испокон веков изменники на Руси всегда предавались мучительной смерти. А тут почему-то рука не поднималась на Волчьего Хвоста, хотя по всем законам заслуживал он лютой казни.
– Не милую, а правды хочу. Надо всех сообщников выявить.
С этими словами Великий князь вошел в шатер, а дружинники разошлись по своим местам, рассуждая между собой:
– Ну и мудр наш князь: все знает, все предвидит!
Забава двадцать первая. Хандра
Однако в Киеве Великий князь забросил все дела, удалился в Вышгород и стал затворником: никуда не выезжал и никого не принимал.
Вначале дружина и бояре спокойно восприняли княжью блажь. Мол, ничего страшного. Погуляет недельку-другую и вернется в Киев. Надо же князю отдохнуть после долгой дороги.
Но прошли и неделя, и месяц, а от Владимира по-прежнему ни слуху ни духу. Стали бояре да старцы совет держать, как Великого князя из беды выручить. Надумали послать в Вышгород лазутчика. Никого лучше, чем Острожко, не нашли. Тот за день обернулся и доложил:
– Великий князь в тоске.
– Как это? – не поняли бояре.
– Да очень просто: сидит на завалинке и молчит.
– И ничего не пьет?
– Ни капли. Даже пиво в рот не берет.
– Уж не захворал ли Великий князь?
– Да с виду вроде здоровый…
Стали тут бояре судить да рядить.
– Может, к нему жену Марию послать, – предложил один. – Она и умна, и пригожа. Глядишь, и отвлечет его от мрачных мыслей.
– Уже посылали, – безнадежно махнул рукой Добрыня.
– Ну и что?
– Да ничего!
Вздох разочарования прокатился по палате.
– Пир бы закатить, – осторожно заметил второй боярин, – от него-то князь не откажется.
– Уже.
– Что уже?
– Отказался.
Еще более тяжкий вздох издали бояре и старцы.
– Охоту бы устроить, – задумчиво произнес третий боярин, – тут он уж точно не устоит.
– Да звали великого князя на медведя.
– Ну и как?
– Даже с завалинки не встал.
Застонали все, как раненые звери.
– Надо тебе, Добрыня, ехать, – глубокомысленно изрек самый седой старец. – Больше некому.
Все взоры обратились на воеводу.
– Был я уже там, – печально ответил тот, – даже разговаривать не захотел.
– Ну и дела! – развели руками бояре и старцы. – Что же делать?
– А можно я? – выступил вперед Острожко, который сразу не ушел, а понарошку замешкался у выхода.
– Да куда тебе, мелкоте. Тут такие киты бессильны!
