Владимир торопился. Ему не терпелось поскорее вернуться к своей возлюбленной. Поэтому, не обращая внимания на оглушительный приветственный рев, он уселся на высокий дубовый трон, изукрашенный золотом и искусной резьбой, и сразу перешел к делу:
– Речите, други!
Первым поднялся киевский боярин Претич и с глубоким поклоном обратился к Владимиру:
– Великий князь! Не гневайся на нас, неразумных, что не можем своим малым умишком охватить твоих великих замыслов, а потому отрываем тебя от утех свадебных…
– Чего же ты не уразумел? – нетерпеливо заерзал на троне Великий князь.
– Не могу понять, княже, какой бог у нас теперь главный.
– Христос! – недолго думая, выпалил Владимир и вызвал настоящую бурю.
– Слава Иисусу! – заорали христиане.
– Перун! – громыхали гридни, не участвовавшие в походе на Херсонес и потому некрещеные.
– Род! Род главный! – не менее яростно кричали волхвы.
– Велес! – не отставали смерды.
Молчал лишь Претич. Он терпеливо дождался, пока утихли крики, и снова спросил:
– А за что новому Богу такой почет?
Боярин сделал упор на слово «новому», но кто-то из сторонников христианства весело пошутил:
– Бог хоть и новый, а с бородой, как у тебя, Претич!
Народ громыхнул дружным смехом.
– Да они похожи, как две капли воды!
– Все мы тут бородатые!
Боярин терпеливо сносил все насмешки, ожидая ответа Великого князя. Но тот вдруг спросил:
– А ты как думаешь?
– Я бы не сказал, что Он самый сильный.
– Зато Он самый мудрый.
– Но Он и не грозный.
– Зато самый добрый.
– Но Он не славянский бог.
– Он и не греческий, и не римский, а те и другие Ему поклоняются. Видно, есть за что. Он Бог для всех!
Претич снова склонил голову:
– Доверяю твоей мудрости и подчиняюсь твоей воле. – Боярин выпрямился и воскликнул: – Слава Христу!
– Слава! – подхватил народ.
Все, кроме волхвов, подняли наполненные вином кубки и залпом осушили их.
События развивались так, как и задумал Добрыня. Однако дальше все пошло не так…
– Княже, а как быть с остальными богами? – спросил кто-то из дружинников.
– Не богами, а идолами, – поправил того Владимир и решительно махнул рукой: – Снести!
Ропот прокатился по княжескому двору.
– Как снести?!
– Продал нашу веру!
– Променял на принцессу!
Вперед снова выступил Претич.
– Княже, как же так? Мы же приняли Христа, как родного!
– Да, – согласился Владимир.
– Мы же признали Его главным Богом!
– Да.
– Зачем же сносить других богов? Зачем гневить их понапрасну?
– А затем, что идолы требуют жертв.
– Чего? – не расслышал боярин.
– Идолам нужны наши жизни! А я этого не хочу!
– А при чем здесь Христос?
– Ему не нужны жертвы!
– Чего же Он хочет?
– Любви!
– А кто же тогда будет любить наших девок? – непонимающе развел руками Громыхало.
Приступ хохота потряс княжескую округу. Так, со смехом, киевляне прощались со старой верой. Владимир, утирая слезы, изрек:
– Не прибедняйся, Громыхало: твоих силенок хватит на всех.
Не смеялись лишь волхвы. С каменными лицами, молча сидели они за длинными столами и не прикасались ни к питью, ни к яствам. Лишь гордо держали свои седые головы.
– Что грустите, кудесники? – задорно обратился к ним Великий князь.
Из-за стола встал верховный жрец Ган.
– Печалимся, княже.
– О своих идолах?
– О людях.
– О каких?
– О тех, кто отвернулся от богов наших предков.
– Уж не на меня ли ты намекаешь?
– На тебя, княже. Разве не ты шесть лет назад возвел в Киеве и по всей Руси священные капища? Разве не ты воздал хвалу нашим богам? Разве не ты принес им первые жертвы?
– Я, – согласился Владимир.
– Почему же сейчас ты от них отрекаешься? Не из-за царевны ли?
Все, затаив дыхание, ожидали ответа Великого князя, и тот тихо, как бы про себя, молвил:
– Да, из-за Анны. Все твои идолы не стоят ее мизинца.
– Как ты смеешь?! – взъярился Ган.
– Смею, – твердо ответил Владимир. – Я их воздвиг – я их и снесу. Я думал, что пантеон объединит Русь, но ошибся. Каждый народ продолжает поклоняться своим идолам. А ведь Творец один. Ему и будем молиться!
Великий князь обвел пламенным взором внимавший ему народ.
– Будем?
– Будем! – подхватила дружина.
– Будем! – поддержал простой люд.
По-прежнему молчали лишь волхвы.
– Так ты еще о нас печалишься? – обратился Владимир к Гану.
– Да, княже.
– И что же нас ждет?
– Смерть! Смерть страшная и лютая! Но еще бо́льшая кара настигнет тех, кто осмелится поднять руку на Перуна!
Глаза волхва яростно сверкнули. Свой посох он поднял над головой, грозя всякому, кто осмелится посягнуть на его божества.
– Ты бородой-то не тряси, – миролюбиво посоветовал ему Владимир, – а то всю еду со стола снесешь.
Белая, ниспадавшая почти до колен борода Гана в самом деле, то ли от возмущения, то ли от гнева ее хозяина растопырилась во все стороны и колыхалась, как конский хвост на ветру.
После едкого замечания Великого князя, волхв, устав держать посох, грохнул им оземь, но борода по-прежнему ходила ходуном, а глаза метали молнии в сторону Владимира.
А тот уже обратился к верной дружине:
– Кто дерзнет бросить вызов идолам?
– Приказывай, княже!
– Нет, кто по своей воле пойдет?
Заметив легкое замешательство среди воинов, Ган в третий раз поднял посох:
– Смерть! Смерть отступникам!
– Хватит пугать нас своими деревяшками! – гаркнул в ответ Громыхало. – Ежели часто пугать, то уже и не страшно. – Он решительно вышел вперед: – Я готов, княже.
Следом, грохоча сапогами, шагнула вся дружина, и каждый выдохнул:
– Я готов, княже!
