– Не угрожаю, а вещаю. Или ты забыл, что вещал мой дед Олегу? Разве не принял он смерть от коня своего?
– Принял, – согласился Владимир, – и какая же смерть ждет меня и моих сынов?
Волхв воздел руки к солнцу:
– Лучезарный Ярило, могучий Сварог, великий Род! Пусть отсохнет мой язык, ежели изречет хоть слово неправды!
Ган повернулся к Великому князю, вперил в него сверлящий взгляд и наставил на него указательный палец:
– Погибнешь ты, княже, от сына своего!
Владимир непроизвольно вздрогнул.
– И будут твои сыны истреблять друг друга, как враги лютые!
– Брешешь, собака! – взъярился Великий князь. – Прочь с дороги!
– А свою судьбу, кудесник, предскажешь? – выехал вперед Добрыня и обнажил меч.
– Убей меня! Не могу зреть это позорище!
Великий князь остановил воеводу:
– Пусть идет своей дорогой.
– Я не уйду! Вознесу славу Купале и Водяному.
– Строптив же ты, кудесник, – усмехнулся Владимир и приказал: – Бросьте их в воду: окрестим вместе со всеми. Может, во Христе сговорчивее станут.
Такой поворот явно не устраивал волхвов, и они под всеобщий смех спешно отступили, извергая угрозы и проклятия.
Теперь никто не мешал священникам приступить к таинству. Пока люди мыли себя и скот, были освящены вода и елей, прочитаны молитва оглашения, молитва запрещения злых духов. Совершили и отречение от сатаны.
Подняв крест, митрополит Михаил произнес исповедание верности:
– Сочетаешься ли Христу?
И ответили Владимир, Анна и дружина, как восприемники всех киевлян:
– Сочетаюся!
После троекратного исповедания верности митрополит приступил к исповеданию Символа веры, краткого изложения сути христианства.
– Что они там делают? – спросила мать Гриню, кивнув на священников, совершавших обряд крещения.
– Почем мне знать?
– Ты же у греков днями и ночами пропадаешь.
Гриня перестал плескаться и навострил уши.
– Кажись, крестят нас.
– Зачем?
– Чтобы Христу молиться.
– Мало нам водяных и леших, мало нам грозного Перуна и страшного Чернобога! – запричитала Заряна. – Теперь и Христу надо жертвы приносить. Где на всех напастись?
– Не плачь, не плачь, – Гриня принялся успокаивать мать, – Христу никого в жертву не приносят. Только молятся.
– Правда? – с недоверием посмотрела на сына Заряна. – Неужто ему не нужны ни красные девицы, ни добрые молодцы?
– Он за нас на Кресте был распят.
– Так вот почему крест целуют, – догадалась Заряна и тут же с сомнением спросила: – А разве не нужна Ему кровь буйвола или петуха, как Перуну? Как Он без вина и хлеба?
– Христос сам накормил пять тысяч пятью хлебами и превратил воду в вино. И еще сказал: «Ешьте хлеб – Плоть Мою и пейте вино – Кровь Мою».
Гриня поражался своей смекалке. Откуда такие слова взял? Никто ему их не говорил. Просто крутился вокруг греков и слушал их ученые беседы и молитвы.
– Выходит, не мы Ему, а Он нам жертвы приносит, – задумчиво произнесла Заряна. – Такому Богу не грех и помолиться. Глядишь, что-нибудь и перепадет.
– Вон к священникам уже очереди выстроились: рубахи и кресты раздают.
– Точно! – спохватилась Заряна. – Бежим, а то не хватит.
Вся семья дружно бросилась креститься.
Великий князь с принцессой и дружиной с высокого берега наблюдали за обрядом.
– Сдается мне, тут мало кто разумеет, что за таинство совершается, – невесело усмехнулся Добрыня.
– Не беда, дядька, – бодро откликнулся Владимир. – Когда младенцев крестят, те тоже ничего не разумеют, однако вырастают они добрыми христианами.
– Да, сейчас русы, как младенцы, – согласилась Анна, – крестятся, потому что велели, потому что красиво. А чтобы твердо уверовали, нужно храмы возводить и людей просвещать.
– Отдаю десятую долю на церкви! – воскликнул Великий князь. – Пусть по всей Руси звонят в колокола и Бога славят.
– Доброе дело, – пробасил Добрыня, – только сколько воды утечет, пока храмы возведут. А как сегодня людей к вере приобщить?
– А сегодня, дядька, мы такой пир закатим, что люди век будут помнить. Всех киевлян напоим и накормим. Ни одного голодным не оставим, каждого полной чашей обнесем.
– Ты прямо как Иисус, накормивший в пустыне пять тысяч, – усмехнулся Добрыня.
– Слава богу, мы не в пустыне и погреба наши не пусты, – ответил Владимир и повелел выкатить бочки с вином и медом и угощений приготовить на весь город.
С той поры установил Владимир обычай кормить всех желающих, чтобы не было в Киеве ни одного голодного, ни одного страждущего. А кто не мог по немощи или болезни на княжеский двор прийти, тому прямо в дом яства доставляли. До сих пор сохранила народная память предания о том славном времени.
Забота двенадцатая. Искушение
…мед источают уста чужой жены;
и мягче елея речь ее;
но последствия от нее горьки, как полынь,
ноги ее нисходят к смерти,
стопы ее достигают преисподней.
Книга притчей Соломоновых, 5, 3–5
Любая женщина не сомневается, что именно она самая красивая и самая привлекательная. Так думала о себе и гречанка Юлия. Она была уверена, что сможет соблазнить кого угодно, даже Великого князя. В ее жарких объятиях он навек забудет и Анну, и всех остальных жен. Только вот беда – Владимир не спешил ее навещать. Надо самой отправляться на поиски. Принарядившись и приукрасившись, Юлия вышла на охоту на Великого князя. А тут и он – легок на помине.
– Куда так вырядилась?
– А может, и к тебе, – заносчиво улыбнулась гречанка. – А что, нельзя?
– Отчего же, – отвечал Владимир, – только сейчас мне некогда: забот по горло.
– Знаем, знаем, византийки своей боишься. Взяла власть над тобою.
– Не мели чепуху!
– Как же, на меня и глянуть опасаешься. Как бы принцесса не заметила. Я уж не заикаюсь, чтобы в покои заглянуть.
– Ладно, пошли, – хмыкнул Великий князь.
Не успели войти в светлицу, как Юлия разрыдалась:
– Истосковалась по тебе, княже. Места себе не нахожу. Али плохо тебе было со мною?
– Хорошо, княгиня.
– Али не родила я тебе Святополка?
– Родила.
– Так что же ты меня стороной обходишь? Дорогу в мою опочивальню позабыл? Али постарела? Али увяла?
