– Мне все равно.
– Ступай, надень свадебное платье.
Рогнеду спас Изяслав, малолетний сын Владимира. Явившись с мечом, он встал на защиту матери. Великий князь был настолько поражен, что отложил расправу.
Весть со случившимся быстро долетела до Анны, и она вместе Добрыней и боярами примчалась в терем Рогнеды. Та с каменным и бледным, как смерть, лицом, в подвенечном платье стояла посередине зала, ожидая своей участи. Владимир угрюмо сидел за столом. Их сын Изяслав стоял возле матери с обнаженным мечом в руках.
– Судите ее, бояре, – сказал Великий князь, – судите, как наши славные прадеды судили жен, поднявших руку на мужа.
– Не жена я тебе, – ледяным голосом произнесла Рогнеда, – ты сам это сказал.
Бояре в замешательстве топтались у входа. Не растерялась лишь Анна. Она подошла к Изяславу и взяла его за ручки, с трудом удерживающие тяжелый меч.
– Опусти меч. Твоей маме больше ничего не угрожает.
– Нет, – ответил Изяслав, – я буду защищать ее всю жизнь. Ни на шаг не отойду.
– Молодец. Ты славный защитник.
Принцесса погладила мальчика по вьющимся волосам, направилась к Владимиру, встала на колени.
– Давеча ты помиловал чужих людей, убивших мужа. Так будь же милосерден к матери, подарившей тебе четырех сыновей.
– Как ты не понимаешь?! – запальчиво воскликнул Великий князь. – Она хотела убить меня!
– Пойми и Рогнеду. Ты для нее – изменник. Ты оставил ее ради меня. Разве вправе мы ее судить?
– Пусть судят бояре.
Бояре потупились. Кто-то тихо произнес:
– Ежели по обычаям предков, то…
Не договорил, не осмелился произнести при ребенке страшное слово.
– Погодите, – выступил вперед Добрыня, – мы же христиане и должны судить, как Христос.
– Он не судил! – воскликнула Анна. – Он миловал. Он сказал про блудницу: «Пусть тот, кто безгрешен, первый бросит в нее камень».
– В Рогнеду? – удивился Громыхало. – Как можно? Она же святая!
Зашумели бояре:
– Прости ее, княже!
– Не ведала, что творила!
– По ревности.
– Любит тебя шибко.
Анна снова подошла к Владимиру.
– Тяжело судить, когда самого задело. Тем паче должны мы быть милосердны.
Сглотнул обиду Великий князь, вздохнул глубоко, встал и объявил свою волю:
– Рогнеду не казнить, а сослать в отчину.
– Только не в Полоцк! – воскликнула княгиня. – Лучше смерть…
Великий князь понимающе кивнул и продолжил:
– Заложить новый град, Изяслав.
Увидел, как у сына радостно блеснули глаза.
– Пусть княжит.
Прослезились даже седые бояре. Добрыня подошел к Рогнеде.
– Что же ты плачешь, голубушка? Горислава наша. Снимай платье свадебное.
– Да, пора надевать рясу, – ответила Рогнеда. – Быть мне невестой Христовою…
Забота четырнадцатая. Двенадцать апостолов
…будьте мудры, как змии, и просты, как голуби.
Евангелие от Матфея, 10, 16
По возвращении в Киев Анна сказала Владимиру:
– Жены и дети твои томятся в неведении. Оттого и строят козни. Огласи им волю свою.
– С женами понятно, – вздохнул Великий князь, – найду женихов знатных, и свадьбы сыграем. А вот как с сынами быть?
– А что такое?
– Слышала, что волхв вещал? Умру я от сына своего. Узнать бы, от какого… Надо Гана попытать.
– Василий, – назвала принцесса великого князя христианским именем, – ты тогда в Херсонесе в самом деле прозрел?
– А разве не видно по делам моим?
– Видно, но иногда такую чушь говоришь, что просто не верится!
– Но разве волхвы не обладают даром ясновидения? Разве не предсказали они судьбу вещему Олегу?
– Может, и обладают, но только на волю твою эти предсказания влиять никак не должны.
– Почему? Что плохого, ежели я буду знать то, что будет? Разве не смогу я тогда предотвратить грозящие нам беды?
– Царь Ирод пытался. И что? Погубил тысячи младенцев и обрек себя на муки вечные.
Владимир прошелся по светлице.
– Выходит, что предсказаниями пытаются управлять моей волей?
– Еще как, – кивнула Анна.
Великий князь рассмеялся:
– Не буду я пытать Гана: он только этого и ждет.
– Вот сейчас я вижу, что ты прозрел, – улыбнулась Анна. – Заповеди на то и даны, чтобы волю явить.
– Заповеди – это хорошо… – погрустнел Владимир. – Только я все равно не знаю, как поступить.
– Не знаешь, какому сыну где княжить?
– Хочу, чтобы Русь единой была. Посажу сыновей на княжества, а они потом моим словом отделятся от Киева.
– Великий князь – всем глава.
– Я же не вечный. А сыны как бы не перерезали друг друга за стол киевский.
– Вот и надобно положить каждому свой удел, свою вотчину. Она сыновьям опорой будет, а они – опорой Великого князя и всей Руси.
– Только вот кто Великим князем будет?
– Позже решишь, когда увидишь, кто как княжит…
Владимир в тот же день созвал всех бывших жен и двенадцать сыновей. Стояли отроки в ряд, один краше другого.
– Чем не апостолы? Хоть и малы, а удали не занимать, – улыбнулся Великий князь и пригласил всех за столы дубовые, накрытые яствами сладкими.
После угощения повел речь величаво:
– Женушки мои разлюбезные! Были вы мне отрадою и сердца усладою. Только все на свете кончается: и доброе, и недоброе. Пришла пора и нам расстаться. А чтобы не тужили вы о прежней жизни, дам вам ясных соколов, добрых молодцев…
– Ясных соколов мы и сами найдем, – встряла нетерпеливая Мимолика. – Ты лучше скажи, княже, что сынам дашь? Что с ними будет?
– Сыны будут со мной, – твердо ответил Владимир. – Хватит им за подолы держаться. Будут Руси служить.
– И что за верную службу положишь? – спросила Олова.
– Посажу всех на княжества в города русские.
– Когда?
– Когда княжить научатся.
– Как служить, так уже не малы, а как княжить, так еще рано, – возмутилась Малфрида Богемская.
– Почему Изяславу княжить можно, а другим нельзя? – поддакнула гречанка Юлия.
Загалдели, затараторили бывшие жены.
