Он помог Великому князю выбраться из грязи. Тот бросился обнимать спасителя.
– Вот вам и княжеская благодарность, – расхохотался Острожко, – грязью озолотил.
Владимир был в таком состоянии, что не замечал ни подтрунивания своего бывшего слуги, ни того, что вымазал его с головы до ног.
– Откуда ты взялся?
– Думаю, от своей матери.
– Как ты оказался у печенегов?
– Захочешь жить, и с лешим поведешься.
Великий князь осмотрелся по сторонам:
– А где же наша дружина?
– Почем мне знать, где твоя рать, – усмехнулся Острожко.
– Так ты умышленно панику поднял?
– Нет, случайно вышло.
Острожко хоть и хлебнул горя в своей вольной жизни, но за словом, как и прежде, в карман не лез.
– Так мы здесь одни?
– Одни, да ненадолго: печенеги вот-вот вернутся.
Печенеги, поняв, что тревога была ложная, действительно вернулись. Но Великий князь успел в Киев обернуться и нагрянул с дружиной. Кочевников побили, наложниц освободили и церковь Святого Преображения поставили. У князя слово крепкое. Попусту болтать не будет. А Острожко пошел к Владимиру воеводою.
– Что, приелась вольная жизнь? – ехидно спросил Великий князь, вручая Острожко золотую гривну.
– Нисколько.
– Зачем же тогда служить идешь?
– Насмотрелся, как ты без меня с кочевниками под мостом воюешь, – усмехнулся новоиспеченный воевода и уже серьезно добавил: – Видел бы ты, княже, сколько нашего люда у них в полоне гибнет. Никакой воли не захочется. К чему мне воля, когда мои братья и сестры в неволе?
– Как же их спасти?
– Я печенежские повадки долго изучал. Знаю, как их бить.
– Поведай.
– Крепости надо строить. Люди за стенами укроются, а печенеги о них, как волны о скалы, разобьются. Они, словно крысы, по углам разбегаются, когда по зубам дашь. Нападают там, где рати мало.
– Где же столько воев набрать?
– Народ так натерпелся, что только кликни.
– Как же печенеги узнали, что я в Васильев с малой дружиной приехал?
– Не ведаю, княже. Лишь видел волхва в их стане: печенежского кагана наведывал.
– Волхва? – удивился Владимир. – Что он забыл у кочевников?
– Видно, предрек кагану твое появление в Васильеве, светлый князь.
– А волхву откуда сие ведомо?
– Ясновидец, – развел руками Острожко.
– Сдается мне, что тут дело не в ясновидении, – прищурил глаза Владимир и, доверив Острожко крепости ставить и рубежи с дружиной стеречь, тайно приехал в Киев. Нужно было узнать, кто его предал, кто сообщил волхвам о поездке в Васильев.
Забота шестнадцатая. Бывшие жены
[Не внимай льстивой женщине]…
Если бы ты захотел постигнуть стези жизни ее, то пути ее непостоянны, и ты не узнаешь их.
…Держи дальше от нее путь твой и не подходи близко к дверям дома ее, чтобы здоровья твоего не отдать другим и лет твоих мучителю; чтобы не насыщались силою твоею чужие, и труды твои не были для чужого дома.
Книга притчей Соломоновых, 5, 2—10
А в Киеве открылась настоящая охота на Анну. Братья-варяги, словно волки, рыскали по княжескому двору, вынюхивая и подстерегая, когда принцесса останется одна. Подобно хитрому лису крался за ней священник Стип, пряча под рясой отравленный кинжал. Не сидели, сложа руки, и бывшие жены. Гречанка Юлия, мало надеясь на малодушного Стипа, раздобыла склянку с ядом и искала случая угостить Анну. Мимолика, оправившись от неудачи с Чапоносом, готовила приворотное зелье, чтобы приворожить Великого князя. Только вот угощать было некого. Владимир еще не вернулся, а Анна постоянно была на людях. Принцесса то беседовала с греческими мастерами, возводящими церковь на месте гибели христиан Феодора и Иоанна, то общалась с учениками школы, недавно открытой под ее попечительством, то с подругой Анастасией разносила хлеб больным и немощным. Да и Громыхало неотступно следовал за Анной. После случая с Мимоликой он понял, что принцессу нужно стеречь как зеницу ока. Другие бывшие жены тоже точили на нее зубы и были куда опаснее. Юлия, подкараулив Анну, предложила:
– Хочу помириться с тобой на веки вечные, а в знак нашей дружбы угостить вином.
Принцесса обняла гречанку:
– С радостью принимаю твое предложение, только вот отметить такое событие пока не могу.
– Почему?
– Пощусь.
– Ах, да, я совсем забыла, – всплеснула руками гречанка. – Спасибо, что напомнила. Я тоже буду поститься. Но обещай мне, что после поста обязательно попробуешь моего вина.
– С удовольствием, – ответила Анна и, извинившись, попрощалась, так как спешила на встречу с иконописцами. Они хотели посоветоваться, каким писать Христа: с бородой или без. В Византии уже давно писали Христа безбородым, но на Руси все носили бороду. А человек, глядевший на Христа, должен узнавать в нем себя. Вот и ломали иконописцы головы.
Юлия поняла, что наедине Анна останется только в опочивальне. И то, пока нет Владимира. Поэтому надо спешить. Она разыскала Стипа и коротко приказала:
– Пойдем.
– Куда?
– Узнаешь.
Гречанка незаметно для слуг привела его в опочивальню принцессы. Увидев на столике чашу с водой, вылила в нее яд, а Стипу сказала:
– Затаись здесь до прихода Анны.
– А если меня найдут? – жалобно спросил священник.
– Скажешь, что пришел принцессу исповедовать, – скривила Юлия губы в недоброй усмешке, – а лучше царапни себя кинжалом – пыток избежишь.
Священник затрясся, как осиновый лист.
– Да не робей раньше времени, – ободрила его гречанка, – может, тебе и делать ничего не придется. Если глотнет воды из чаши, то просто уйдешь.
– А если нет?
– Тогда дождись, пока уснет, и слегка исповедуй кинжалом.
– Я не смогу, я боюс-с-сь… – захныкал Стип.
Ответить Юлия не успела. Из коридора донесся топот тяжелых шагов.
– Мы пропали, – прошептал побледневший Стип.
– Прячься, – прошипела гречанка и юркнула под пуховое одеяло на ложе принцессы. Стип едва успел скрыться за огромным гобеленом.
В опочивальню вошли Олова, Олух и Харя. Варяжка тоже догадалась дожидаться принцессу в ее опочивальне. Иногда совершенно разным людям приходят на ум одни и те же мысли. Что делать? Не могут же прийти разные мысли одинаковым людям по той простой причине, что одинаковых людей не бывает.
