– Посмотри, какой богатырь!
– Не люб он мне.
– Да и мне она не по нраву, – глухо пробормотал Харя.
– А ты, Мимолика, угости Харю снадобьем из кувшина и сама выпей.
Булгарыня все еще держала кувшин в руках.
– Там же зелье приворотное? – спросил Владимир.
Мимолика потупила взор, но Великий князь настаивал:
– Заодно и зелье проверим. Подействует – женитесь, не подействует – насиловать не буду.
– Еще как подействует, – уверенно заявила Мимолика. – Я же сама готовила!
– Тогда тебе нечего бояться. Смелее!
Булгарыня судорожно вздохнула, выдохнула и, отпив сама, угостила Харю. Тот опорожнил кувшин, как чашу с вином. Видно, зелье было с хмелем.
– Ну что? – спросил Владимир.
– Мне понравилось, – ответил Харя, имея в виду зелье.
– И я не супротив, – поддакнула Мимолика, не сомневаясь, что варяг говорит о ней.
Владимир, не дав им времени опомниться, соединил их руки и торжественно произнес:
– Мир вам да любовь.
После этого Великий князь удовлетворенно прошелся по опочивальне:
– Кажись, всех пристроил…
Он посмотрел на Анну:
– Довольна ли ты мной, моя принцесса? Верно ли я поступил?
– Я в восторге, – лучезарно сверкнула глазами Анна.
– А может, лучше срубить им головы, чтобы другим неповадно было?
– Ни в коем случае! – в ужасе воскликнула принцесса.
– Они же, подлые твари, хотели тебя извести!
– Моя жизнь в воле Божией, а они пусть сами отвечают перед Господом.
– Я не сомневался, что ты так ответишь, – вздохнул Великий князь, – поэтому и простил. Пусть живут в своих вотчинах да детей растят. Хоть какая польза будет…
– А Малфрида? – вдруг ревниво спросила Юлия. – Чем она лучше нас?
– Где же она? – осмотрелся Владимир по сторонам. – Неужто не с вами?
– Она больше с голубями возится, – услужливо подсказала Мимолика.
– С какими голубями?
– С вестовыми.
– Что-то раньше не замечал я за ней такой страсти… – Владимир повернулся к Громыхало: – Смекаешь?
Тот понимающе кивнул.
– Давай-ка посмотрим на ее птичек. Послушаем, что они нам споют.
Отправив бывших жен готовиться к свадьбе, правда, под охраной, Владимир с Громыхало навестили Малфриду. Та в самом деле возилась с голубями.
– И чьи же это птички? – озорно подмигнул Великий князь, взяв в руки сизого самца.
– Мои, чьи же еще?
– А мы выпустим этого красавца на волю, – кивнул Владимир на сизого, – и посмотрим, куда он полетит. Вернется – значит, твой. А не вернется, так отнесет весточку своему хозяину.
– Какую весточку? – насторожилась Малфрида.
– Попросишь хозяина срочно сюда явиться – будущее предсказать.
– Кому предсказать? – вырвалось у чехини. Тут же сообразив, что ляпнула лишнее, она гордо заявила: – Что за чушь?! Ничего я писать не буду.
– Понимаешь, Малфрида, волхвы дали знать печенегам, что я без рати в Васильев уехал.
– Печенегам? – удивленно взметнула брови чехиня.
– А ты чего от волхвов ждала? Чтобы они, пока меня в Киеве нет, принцессу извели? – сурово взглянул на бывшую жену Великий князь. – Подвели они тебя, Малфрида.
Жажда мести вспыхнула в глазах чехини. Немедля накатала она такое послание, что уже через несколько часов Ган вошел в ее покои.
– Зачем звала, княгиня?
– Хочу будущее знать.
– Чье?
– Твое, – вышел из укрытия Владимир. – Угадаешь – пощажу, не угадаешь – пеняй на себя.
Ган все понял, но и бровью не повел:
– Угадать мое будущее нетрудно, только брешешь ты, Великий князь: не будет мне пощады.
– Верно говоришь, волхв. Нет пощады предателю.
– Это ты предал нашу веру! – вскипел Ган.
– А кто навел печенегов на землю Русскую?
– Лучше поганые, чем подлые греки.
С этими словами волхв встал на колени, обнажил шею:
– Руби, князь! Не впервой нарушать тебе клятву. Бери мою жизнь!
– Плохой из тебя вещун, – рассмеялся Владимир, – не нужна мне твоя жизнь жалкая. Отдам я ее Малфриде. Пусть она до конца дней ежечасно напоминает, как ты ее предал.
– Как отдашь?
– Женим тебя на княгине, – пояснил Громыхало, – князем будешь!
– Потешаться надо мной вздумали? Не бывать этому!
Ган раскрыл посох и занес над собой спрятанный в нем кинжал.
– Перун! Тебе жертва сия! Испепели отступников молниями!
Не успел Ган принести себя в жертву. Пока взывал к Перуну, Громыхало успел перехватить кинжал.
– Не спеши, кудесник! Мы еще свадьбу не сыграли.
Так возникли на Руси потешные свадьбы. Веселились все, даже молодые. Только Ган заливался на своей свадьбе горькими слезами и невесту целовать напрочь отказывался. Да и Малфрида жениха не больно жаловала.
Анна укоряла Владимира: мол, грешно смеяться над людьми. Великий князь ответил:
– Да, не по-христиански, но лучше потешаться, чем головы сносить.
Забота семнадцатая. Прощение
…оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим…
Евангелие от Матфея, 5, 24
Невесел был Великий князь на свадьбах своих бывших жен.
– О чем кручинишься? – спросила принцесса. – Может, жалеешь, что я у тебя одна осталась?
– Ты у меня как солнце ясное, – обнял Владимир Анну. – Как взойдешь, так все звезды меркнут. И мир мне освещаешь, и душу согреваешь.
– Но я же вижу: гнетет тебя дума печальная.
– И то верно, – вздохнул Великий князь. – Поведал мне Острожко, что встретил у печенегов воеводу Варяжко.
– Как он у кочевников оказался?
– Моя вина. Служил он моему брату Ярополку, а я дал клятву, что не трону брата. Когда же Ярополка убили, проклял меня Варяжко и ускакал в степь.
– Великий грех… – затужила Анна. – Надо прощения просить.
– Да я бы с радостью, только не верит он мне. Речет, что убью я его, как брата своего.
– Да, не поверит тебе язычник. Не ведает он, что такое раскаяние.
– А он не язычник: еще при Ярополке крестился. Мой брат дюже Христа любил.
