Плетущийся со скоростью восьми узлов – суда равнялись на скорость самого тихоходного парохода – конвой был настигнут германскими линейными крейсерами около полудня. Эфир тут же взорвался сигналами бедствия. Тридцать четыре торговых судна эскортировал большой четырехтрубный броненосный крейсер типа «Дрейк», два двухтрубных бронепалубных крейсера типа «Пелорус» и несколько больших мореходных миноносцев времен Русско-японской войны. Противолодочные корветы должны были присоединиться к конвою значительно позже, уже перед входом в зону действия германских подводных лодок, которые во время Первой мировой еще не оперировали в центре Атлантики.
Такой эскорт смог бы с грехом пополам отбиться от пары вспомогательных крейсеров или от легкого крейсера, но никак не от четырех линейных крейсеров, полукругом охвативших конвой, словно стая волков, окруживших овечье стадо. Фактически все эти люди, и на кораблях эскорта, и на судах конвоя, были уже мертвы. Пока «Гинденбург» главным калибром разделывал на металлолом броненосный четырехтрубник, остальные корабли эскадры Хиппера приступили к «избиению младенцев», стремясь утопить как можно больше транспортов до наступления темноты. В ход шли как фугасные снаряды главного калибра, так и шестидюймовки противоминной артиллерии. Суда горели, тонули, взрывались… От взрыва одного из пароходов, груженного взрывчаткой, значительные повреждения корпуса и надстроек получил линейный крейсер «Дерфлингер», слишком близко подошедший к опасной жертве. Почти полторы килотонны в тротиловом эквиваленте – это совсем не пустяк.
В британском адмиралтействе началась паника, но было уже поздно. Конвой с множеством ценных для воюющей страны грузов можно было списать по графе «убытки». Страшно было не только то, что потоплены корабли, погибли моряки и потеряны грузы, но и то, что агентство Ллойда тут же до небес взвинтило страховые ставки, и перевозка грузов через Атлантику на гражданских судах стала убыточной.
А перед германскими линейными крейсерами теперь стояла другая задача. Им нужно было или попытаться поймать еще один конвой, на этот раз южнее Ирландии, или начать прорыв домой, в Вильгельмсхафен, ибо свою основную задачу они уже выполнили. Адмирал Хиппер решил не жадничать – в ближайшее время в море ожидалось появление британских линкоров, а повреждения «Дерфлингера», требующего среднего ремонта, сковывали эскадру.
После недолгих раздумий адмирал Хиппер принял единственно верное решение, и, развернувшись на норд, эскадра стала удаляться от места побоища. Теперь ей требовалось незаметно проскочить в Вильгельмсхафен, где немецких моряков уже ждали семьи, а офицеров – любимый кайзер с орденами за их дальний и успешный поход.
23 февраля 1918 года. Карская область, крепость Карс. Командующий корпусом Красной гвардии полковник Бережной Вячеслав Николаевич
Уф, похоже, заканчивается наш очередной тур по здешним горячим точкам. Выехав седьмого из Тифлиса, мы с божьей помощью без особых приключений добрались до Карса. Здесь мне ранее бывать не приходилось. В нашем времени эта территория принадлежала Турции. Сейчас это Карская область России, отвоеванная у турок во время войны 1877–1878 годов.
За эти тридцать с лишним лет русские благоустроили этот край, построили трехсоткилометровую железнодорожную ветку Тифлис – Карс. А самое главное – укрепили Карс, превратив его в самую мощную русскую крепость в Азии. Генерал Деникин, немного знавший о положении дел в здешних местах, рассказал, что к началу войны в крепости было на вооружении девять восьмидюймовых пушек, пятьдесят восемь шестидюймовых, тридцать – 107-миллиметровых и около пятисот полевых пушек и мортир. А в апреле 1914 года в Карсе был сформирован свой авиаотряд.
На протяжении всей войны Карс являлся тыловой базой Кавказского фронта. Согласно справке Военного министерства, которую нам подготовили перед отъездом, на складах в Карсе в данный момент находились более шестисот полевых орудий, десятки тысяч винтовок, десятки автомобилей, к тому же склады были под завязку забиты боеприпасами и обмундированием.
Однако дела на Кавказском фронте обстояли, мягко говоря, скверно. После февраля 1917 года с фронта началось повальное дезертирство. И если пехотные части «самодемобилизовывались» стихийно, то казачьи части уходили в родные станицы организованно, сотнями и полками.
Единственно, что спасало фронт от полного развала, так это то, что турецкие войска после целой серии сокрушительных поражений не рвались снова идти в наступление. К тому же после заключения с Германией Рижского мира кайзер отказал Турции в военной и финансовой помощи и отозвал из султанской армии своих военных советников. Боеспособность турецких войск резко упала, а от боевого духа аскеров не осталось и следа. Турки дезертировали сотнями, несмотря на то что жандармы в тылу, поймав тех, кто самовольно покинул фронт, без особых церемоний вешали их на первом же дереве или, по старинке, рубили головы.
Как рассказал мне генерал Деникин, командующий фронтом генерал от инфантерии Михаил Алексеевич Пржевальский – кузен известного путешественника – делал все возможное, чтобы спасти фронт. И не его вина в том, что солдаты и казаки не хотели воевать.
– Поймите меня правильно, Вячеслав Николаевич, – горячился Деникин, – ведь и я в свое время находился в таком же положении. Как можно воевать, когда перед наступлением собирается солдатский комитет и принимает решение: такой-то полк в бой не пойдет! Это просто черт знает что! Тут даже Наполеон с Суворовым ничего не смогут поделать.
– Антон Иванович, – вступил в разговор Фрунзе, до того молча слушавший нашу беседу. – Мы прекрасно знаем, что творилось на фронтах во времена недоброй памяти «главноуговаривающего» Керенского. Но ведь сейчас совсем другие времена. И вы прекрасно знаете, что корпус Красной гвардии под командованием товарища Бережного не ведает такой напасти, как дезертирство и отказ от участия в боевых действиях. И мы должны не только удержать фронт, но и добиться того, чтобы Турция вышла из войны. Сил для этого у нас вполне достаточно.
– Да, все это так, – кивнул генерал Деникин. – К тому же у нас есть один немаловажный фактор – помимо русских войск на Кавказском фронте против турок воюют, причем отлично воюют, четыре армянские бригады. Они сформированы из добровольцев и дерутся выше всех похвал. Их можно понять – если русские солдаты и казаки, покидая фронт, возвращаются в свои родные деревни и станицы, то армянам уходить некуда. К тому же они защищают свои семьи, зная, что с ними сделают турки, если им удастся прорвать фронт и захватить армянские села.
– Насколько я помню, – сказал я, – наиболее храбрым и талантливым среди армянских командиров является Андраник Озанян. В молодости, правда, он занимался террором, но потом стал защищать с оружием в руках армянские села, и за участие в восстании против турок в Сасунской области весной 1904 года получил прозвище Андраник Сасунский. Кроме того, он принял участие в Первой Балканской войне, сформировав армянский отряд и сражаясь с турками в составе Болгарской армии. С началом Первой мировой войны он получил разрешение сформировать добровольческую дружину из армян, не имевших российского подданства, а также российских армян, не подлежавших призыву. Позднее она отличилась, действуя в составе русских войск Кавказской армии. Сам Андраник Сасунский за личное мужество в бою был награжден Георгиевской медалью IV степени, Георгиевскими крестами IV и III степени, орденами Святого Станислава II степени с мечами и Святого Владимира IV степени.
