Фрэнк включает радио, настроенное на государственную радиостанцию, и салон наполняется звуками негромкой классической музыки.
— Миссис Дейвс, вам не холодно? — вежливо осведомляется он. — Через пару минут станет теплее.
— Мне всегда холодно, — заявляет миссис Дейвс. — Можете разогреть свою печку хоть до девяноста пяти градусов, я все равно не согреюсь.
— Знаете, а я рад, что вы смогли приехать к нам на свадьбу, — говорит Фрэнк. — Для Кэтлин это было очень важно.
Анне миссис Дейвс никогда особенно не нравилась, но мать Анны действительно придавала ее присутствию большое значение, видя в этом символическое благословение их союза старшим поколением.
— Удивительно, как Кэтлин удалось сохранить фигуру, — говорит миссис Дейвс, повернув голову влево на девяносто градусов. — Вам, девочки, наверняка приходится следить за тем, что вы едите, но твоя мать, Анна, никогда не была склонна к полноте. По-моему, Эллисон поправилась с тех пор, когда я видела ее в последний раз.
— Эллисон беременна, — объясняет Анна, и в этот момент Фрэнк покашливает. Может быть, он пытается подавить смех (если это так, то, значит, он чувствует то же, что и Анна), а может быть, ему в рот просто залетела пылинка. — Она должна рожать в мае, — добавляет Анна.
— Надеюсь, никаких осложнений у нее не будет. Чем старше становишься, тем труднее рожать.
— Ей всего лишь двадцать девять.
Миссис Дейвс сдавленно смеется:
— Это не так уж мало. Когда мне исполнилось двадцать девять, у меня уже было четверо ребятишек. Но вы, современные девушки, конечно, думаете о другом: карьера, дела.
«Да пошла ты, старая кошелка!» — думает про себя Анна, но не зло, даже как-то спокойно. Вообще-то, Анна считает себя виноватой в том, что ей не нравится эта восьмидесятидвухлетняя старуха. Вид физической слабости миссис Дейвс пробуждает в ней чувство стыда за свои мысли в ее адрес, но когда она разговаривает с ней дольше одной минуты, то сразу же вспоминает, отчего эта антипатия: миссис Дейвс всегда жалуется и критикует каким-то приподнятым тоном, как будто давая понять, что лишь благодаря своему добродушному нраву она может мириться с недостатками других. Старуха никогда не расспрашивает Анну о ее делах, да и сама редко говорит, но при общении с ней чувствуется, что она ждет от собеседника внимания. Анна знает, что некоторые люди (например, Эллисон) считают, что нельзя судить человека, которому за восемьдесят, по тем же критериям, что и молодых, поэтому Анна никому не рассказывает о своей нелюбви к миссис Дейвс. К тому же миссис Дейвс не настолько брюзглива и ворчлива, чтобы ее можно было однозначно записать в старые маразматички.
— Скажите, миссис Дейвс, — говорит Фрэнк, — у вас дочери или сыновья?
— Два сына и две дочери, и, поверите ли, все они живут в Калифорнии. Все четверо.
«Да верю я, верю», — думает Анна и отключается, перекладывая всю тяжесть разговора со старухой на Фрэнка, хотя, очевидно, мать отправила ее с ними вовсе не для того, чтобы следить за дорогой, а чтобы как-то скрасить общение Фрэнка с миссис Дейвс.
Миссис Дейвс живет в пятнадцати минутах езды от квартиры матери Анны, в парковом районе, где большинство домов с дороги не видны. Нужно проехать четверть мили между деревьями, чтобы увидеть ее дом, естественно большой, но старомодный, с покрытой гонтом крышей, не похожий на современные кричащие сооружения. Миссис Дейвс прерывает рассказ о своем покойном муже (она называет его доктор Дейвс) и о том, как он любил наблюдать за птицами, и говорит Фрэнку, где нужно свернуть, чтобы попасть на подъездную дорогу к ее дому. Анна смутно вспоминает, что когда-то, довольно давно, она приезжала сюда на день рождения одного из внуков миссис Дейвс, которого привезли из Калифорнии. В тот вечер показывали фокусы. И хотя Анне было не больше шести или семи лет, она помнит, что ей тогда казалось странным ехать на день рождения к мальчику, которого до этого она ни разу в жизни не видела.
В доме совершенно темно. На свадьбу миссис Дейвс забирали Эллисон с Сэмом, и Анна раздраженно думает, что они могли бы оставить зажженной хотя бы одну лампу. Фрэнк предлагает Анне помочь миссис Дейвс выбраться из машины на мощенную кирпичом дорожку, которая ведет к парадной двери, а он сдаст на несколько футов назад и осветит фарами путь. Анна выходит из машины, открывает дверь и протягивает правую руку миссис Дейвс. Та опускает ноги на землю, хотя правильнее было бы сказать, погружает каблуки в снег, потому что дорожку, похоже, никто не чистил. (Эллисон и Сэму тоже, наверное, пришлось заниматься чем-то подобным, но Сэм, должно быть, управился минуты за три.) Миссис Дейвс берется за руку Анны, и Анна чувствует, как старая женщина рывком поднимается на ноги. Когда она оказывается рядом с ней, Анна ощущает запах не чеснока, как говорила Фиг, а духов с приятным ароматом сирени. Анна наклоняется, чтобы закрыть дверь машины, и Фрэнк отъезжает назад. Проходит всего несколько секунд после того, как захлопнулись двери машины, а миссис Дейвс и Анна уже стоят одни во власти ночи. В душе Анны просыпается первобытный страх темноты. Все вокруг кажется черным: дом, деревья, небо. Тьма словно бы украдкой наблюдает за ними, не придавая значения их страху и незащищенности, или, наоборот, выслеживая того, кто послабее. Даже когда Фрэнк останавливает машину и идет к ним, волнение Анны рассеивается ненамного. Они продвигаются мелким шагом, как и тогда, когда выходили из дома матери, только теперь Анна ведет миссис Дейвс.
— Если вы дадите мне свои ключи, миссис Дейвс, — учтиво произносит Фрэнк, — я смогу пойти вперед и открыть вам дверь.
Какое-то время они стоят на дорожке, пока миссис Дейвс роется в сумочке. Ключи у нее подвешены не на цепочку, а на коричневую кожаную полоску, которая, подобно книжной закладке, украшена бирюзой, красной и черной. «Надо же, миссис Дейвс, — думает Анна, — вы так любите этнические мотивы!» Проблема с объяснением, какой из двенадцати или около того ключей подходит к одному, а какой к другому замку, приводит к тому, что, когда Анна и миссис Дейвс доходят до двери, она все еще не открыта.
— Дайте мне, — недовольно ворчит миссис Дейвс, но сама возится не меньше четырех минут. — Вы все перекрутили вверх ногами, и я теперь не могу определить, где верх, а где низ, — говорит она.
За это время Фрэнк и Анна успевают несколько раз переглянуться. Сначала он посмотрел на Анну, вскинув брови, а затем грустно улыбнулся. Это отнюдь не нетерпение, догадывается Анна, просто он так выражает сочувствие миссис Дейвс.
Наконец дверь открыта. Фрэнк нащупывает на стене выключатель, загорается свет, и они видят перед собой прихожую, деревянный пол которой устилает восточный ковер. Направо от входной двери стоит бюро из красного дерева, а над ним висит зеркало. Слева находится лестница с полированными перилами. Прихожая выходит в гостиную, стены которой увешаны полками. Гостиная забита старой, но симпатичной мебелью: белый диван, несколько больших кресел, обшитых тканью в цветочек, столы с мраморными краями, кофейный столик с фарфоровой пепельницей и серебряная ваза без цветов. Кроме того, в комнате есть плазменный телевизор и футах в шести от него стоит коричневое раскладное кресло фирмы «Ла-зет-бой».
