— Кстати, это была Элеонора Рузвельт.
Итак, придется еще одну ночь провести в мотеле. На часах нет и пяти, когда они подходят к регистратору. До мотеля их подбросил водитель буксира, который увез их машину. В мастерской сказали, что грузовик будет готов на следующий день к двенадцати, и это означает, что завтра им придется ехать прямиком в аэропорт, чтобы у Эллисон был хоть какой-то шанс успеть на самолет. Потом Анне предстоит самой поехать в город по ужасным чикагским дорогам, встретиться с Генри, выгрузить вещи и возвратить грузовик в агентство проката. Анна понимает, что на самом деле ей хотелось, чтобы в тот момент, когда она скажет Генри «привет», Эллисон была рядом, чтобы на глазах сестры она официально въехала в его город и стала частью его мира. Насчет Фиг таких мыслей никогда не возникало, потому что Фиг на Анну совершенно не похожа. Иногда, когда Эллисон и Анна бывают вместе, Анне кажется, будто она сама становится немного красивее. Пока они дожидались ААА, рядом с ними пару раз останавливались машины, предлагая помощь. В обоих случаях за рулем были мужчины, и Анна подумала, стали бы они останавливаться, если бы она была одна, без сестры?
Сейчас они в городке под названием Карлтон, в одноэтажном мотеле, владельцем которого является местная семья; стоянка машин находится прямо перед окнами номеров. С одной стороны мотеля расположены скромные домики, а с другой — лес, причем такого ярко-зеленого цвета, что Анна решила, что здесь недавно были сильные дожди. Чтобы добраться до ближайших магазинов и ресторанов, нужно пройти через лес и примерно милю идти вдоль проселочной дороги. Об этом им рассказала женщина, которая выдала ключи от номера.
Как только Анна и Эллисон заходят в свой номер и ставят на пол сумки, Эллисон сообщает, что отправляется бегать трусцой. Она отсутствует примерно час и возвращается взмыленная, с красным лицом. Когда она появляется в номере, Анна уже досматривает по телевизору второе ток-шоу. Приняв душ, Эллисон снова уходит и возвращается через несколько минут с пачкой картофельных чипсов из автомата; Анне она их не предлагает. Она ложится на другую кровать и начинает читать книгу о том, как воспитывать детей, не теряя при этом чувства самоуважения.
Если бы они с сестрой не поссорились, думает Анна, то их злоключения могли бы показаться забавными. Но сейчас общество Эллисон ей настолько неприятно, что она даже готова предложить ей прямо сейчас сесть в автобус и поехать в аэропорт. (Давай, давай, увидишь, что Анне тоже не все равно!) Но вслух она ничего не говорит. Около шести часов начинается несильная гроза, и, когда дождь прекращается, Анна спрашивает:
— Что будем есть на ужин?
— Я уже наелась. Мне хватило чипсов.
Неужели она говорит серьезно? Ужин — это как раз то, что, по мнению Анны, должно было вернуть вечеру осмысленность и успокоить нервы.
— Не хочешь сходить со мной что-нибудь поискать?
— Нет, спасибо.
И тогда Анна решает (это будет вдвойне приятно, потому что, во-первых, разозлит Эллисон, а во-вторых, доставит удовольствие самой Анне) заказать по телефону китайскую еду. Поискав телефонный справочник и найдя его в выдвижном ящике письменного стола, Анна заказывает три основных блюда (креветки кунг-пао, тонкую стручковую фасоль по-сычуаньски и баклажаны в остром чесночном соусе), а также традиционный суп с вермишелью и еще два яичных ролла. Когда она положила трубку, Эллисон говорит:
— Я надеюсь, ты собираешься съесть все это сама, потому что я ничего не хочу.
— Я оставляю себе выбор, — отвечает Анна. — Я пока не знаю, чего мне захочется.
— Тут такая вонь будет стоять!
— А мне нравится запах китайской еды.
— Очевидно, и вкус тоже.
— Ой, мне так неловко, что я питаюсь три раза в день. Вот я и попалась. Как же мне стыдно!
— Анна, — ровным голосом произносит Эллисон, — а тебе не кажется, что ты могла бы быть повежливее со мной? Хотя бы в благодарность за то, что я оставила маленького ребенка и согласилась перегнать твой грузовик через всю страну?
Еду пришлось ждать долго, почти час. Когда наконец раздается стук в дверь и средних лет азиат в светлой рубашке на пуговицах и с короткими рукавами передает Анне пакеты, она тут же расставляет их содержимое на письменном столе. Если снять крышки, еда остынет быстрее, но это не слишком большая цена за то удовольствие, которое Анна получит, когда запахи распространятся по комнате и проникнут в ноздри Эллисон. В ресторане, очевидно, решили, что заказ был сделан на семью, и положили три набора палочек для еды и пластиковых приборов, но тарелок не было ни одной, поэтому Анна придвигает к столу единственный в номере стул (ее колени упираются в средний выдвижной ящик) и начинает есть прямо из упаковок. Над столом висит зеркало, в котором она видит собственное отражение — не самое привлекательное зрелище. За ее спиной, на одной из кроватей, растянулась Эллисон; она переключает каналы телевизора, пока, наконец, не останавливается на реалити-шоу, посвященном свиданиям молодых. Ее выбор настораживает. Если бы Анна смотрела такую передачу, это было бы нормально, но для Эллисон это похоже на признание поражения, почти отчаяние. Куда подевалась книга о воспитании? Анна каждые несколько минут бросает взгляд на отражение сестры в зеркале. Один раз их глаза встречаются, и Эллисон поспешно отворачивается.
Съев один яичный ролл, две ложки супа, примерно десятую часть креветок и баклажанов, а также половину фасоли, Анна чувствует, что в нее уже больше не влезет, и встает. Еда начинает вызывать отвращение. Она моет руки (рукомойник находится не в ванной, а на улице), потом возвращается к столу и принимается одну за другой вытирать и закрывать все коробочки.
— На ночь ты это в комнате не оставишь, — угрюмо произносит Эллисон.
Анна и не собиралась, но решительное настроение Эллисон провоцирует желание сделать назло.
— А я думала положить все это тебе под подушку, вдруг ночью захочется есть? — ерничает Анна. — Но если ты отказываешься, я просто выброшу.
Эллисон чуть слышно отвечает:
— Спасибо.
Стоянка для машин, залитая солнцем, блестит после дождя. Дует легкий ветер, и после невыносимой жары нескольких последних дней на улице освежающе приятно. Задержавшись у входа в главный офис мотеля, Анна вдруг думает о том, что можно было предложить оставшуюся еду женщине, записывающей прибывших, но это, очевидно, показалось бы невежливым. Она выбрасывает пакеты в зеленую железную урну и поворачивается, чтобы пойти обратно в номер, как вдруг замечает радугу. Такой огромной радуги ей никогда не доводилось видеть: идеальный яркий полукруг находится настолько близко, что, кажется, можно дотронуться. Глядя на разноцветное коромысло, Анна вспоминает присказку про охотников и фазанов, которую учила в четвертом классе. Она мчится в номер и с порога кричит:
— Эллисон, иди скорее сюда! Ты должна это увидеть.
Эллисон, все так же лежащая на кровати, недоверчиво смотрит на сестру, и Анна неожиданно для себя понимает, что сейчас даже не может вспомнить, из-за чего они ссорились.
