Удаление во мглу
В «Слове о трёх монахах», открывающем житие Макария, как явствует из заглавия, речь идёт не об одном путешественнике, а о трёх. Правда, индивидуальность трёх братьев нигде (за исключением 2-х эпизодов) не играет роли: они действуют единодушно. Само их число призвано подвести читателя к некоей аллегории. Братьев-молчальников зовут Феофил («любящий Бога), Сергий («слуга») и Югин или Угин («здоровый»). «Отметив 9-ю годовщину [своего поступления в монастырь], мы сидели в уединённом месте [“на месте молчаливе”] и стали вопрошать друг друга о посте, о воздержании, о чистоте и честном Имени [т. е. об имени Иисусовом, о молитве]. И пришла к нам добрая мысль, и сказал Феофил братьям Сергию и Югину: “Хотелось бы все дни своей жизни ходить и странствовать по земле, дабы видеть, где соединяется она с небом, ибо говорят книги, что небо стоит на железных столпах”».
Идея путешествия исходит от Феофила. В ответ на его предложение остальные братья соглашаются и избирают его старшим (буквально: «во отца место»). Это естественно — только имя Феофила включает в себя имя Божие (0ео<;) и слово «любовь», соответствующее ценностной ориентации христианства. В другом эпизоде выделена роль Сергия, когда он изобретает способ избавиться от нападения пигмеев. Если Феофил проявляет себя в устремлённости сердца, то Сергий в работе ума, подчинённой этой устремлённости. Поэтому Феофила можно рассматривать как символ сердца (ср. иерейский возглас на литургии: «горе имеим сердца!») или эмоций, а Сергия — как ума или интеллекта. Что касается Югина, то этимология его имени напоминает вопрос «здрав ли еси?», часто задаваемый взыскателю рая из другого произведения, Агапию; следовательно, третий инок олицетворяет телесное здоровье, без которого путь за пределы существования значительно осложняется. Тройное число героев условно — оно
120 _
отражает разные функции одной личности, рискнувшей добираться до рая.
Тайно покинув монастырь Асклепия в «Месопотамии Сирийской», монахи правят путь к Иерусалиму, центру цивилизованного мира. Сообщение о тайном (без разрешения игумена) уходе из монастыря должно было сразу настораживать, ведь даже самовольная отлучка из обители считалась тяжёлым нарушением устава. После такого введения благочестивый читатель, если только он не относился к тексту, как к заведомо вредному, не мог не воспринимать его как аллегорию.
В Иерусалиме иноки поклоняются святыням Распятия, Рождества и Вознесения, что скрепляет их решимость следовать по пути умерщвления страстей, духовного перерождения и непрерывного возведения своих мыслей к небу. От средоточия ойкумены они «обращаются на восток солнца». Крайним пунктом христианского мира показан город Ктисифон, где почивают мощи трёх отроков, учеников пророка Даниила, горевших, не сгорая, «в пещи вавилонской». Святые отроки воплощают безраздельное упование на Бога, и подражание им явно прослеживается в дальнейших эпизодах.
Углубившись в землю Индии, иноки попадают в царство андро-гинов. AvSpoyuvoq переведено как «малъженъ», что буквально значит «супруг» (иногда — «молодой супруг»). Как отмечал А.Ф. Гильфер-динг, похожие соединения часто встречаются в санскрите: dam-pati — супруги; pitara-matarau — родители. Описание царства андрогинов подтверждает правильность такой аналогии. Их «общество» исключает любые формы общежития, за исключением парного, будь то город или село: «и нет города в той земле, но каждый имеет собственный кров». Войдя под одну из таких кровель, казавшуюся необитаемой, иноки смогли прожить там лишь два дня. Затем явились двое андрогинов с дивными венцами на головах. Завидев чужаков, хозяева приняли их за вражеских лазутчиков («исходатаев») и привели к боевой готовности две тысячи людей. Найдя странников молящимися, туземцы решили сжечь их, а когда те побежали, поймали и заточили в «тесное место», где 10 дней не давали ни еды, ни питья. Убедившись, что монахи ещё живы, андрогины стали гнать их, хлеща прутьями, вплоть до границы своих владений.
_121
Странного тут мало: супружество и монашество — взаимоисключающие формы существования. Неслучайно рассказчик подчёркивает: «мы не понимали их языка, а они нашего». Другое обстоятельство, о котором стоит упомянуть, то, что путешественники не различают пола у «маложенов», которые, не взирая на это, образуют брачный союз. Этим подчёркнуто восточно-христианское понимание андрогинности. В отличие от Европы, где андрогином называли человека, сочетающего в одном лице мужскую и женскую природы, в аскетической антропологии православия это супружеский идеал, где взаимодополнение превращает пару в одно существо (ср.: 1 Кор. 11: И—2). Таким образом, существовало два андрогината: монашеский (соединение двух начал в одном лице) и супружеский (объединение двух личностей в духе).
Самодостаточность каждой пары «малъженов» определяет их отделённость друг от друга. К совместному проживанию андроги-нов толкает не социальная или духовная потребность, а ограниченность территории, нежелание вступать в контакт с другими народами. Выйдя за рубежи их владений, путники фактически прощаются с человеческим миром. Создания, встречающиеся далее, людьми, в их восприятии, уже не являются.
Ситуации, в которые попадают Феофил, Сергий и Югин, представляют ту или иную трудность в устремлении к «породе» (древнерусская звуковая калька с «парадиза»), а их преодоление обогащает духовный опыт. Число дней, проведённых на разных отрезках пути, символизирует стадиальность процесса: расстояние и смена пейзажей соответствуют затраченным усилиям и радикальности личностных изменений. Отсюда можно сделать вывод, что андрогинность (тема которой возникает в начале пути) являлась не вершиной монашеского подвига, а его обязательным условием. «Андрогинизация — это лишь один из аспектов всеобщего процесса соединения противоположностей», — считал религиовед Мирча Элиаде.
Переход до следующей области длится 40 дней, в течение которых иноки не вкушают никакой пищи. Число 40 возникает ещё три раза за всю дорогу до макариевской пещеры. Она составляла 565 (по списку XIV в.) или 581 (по списку XVII в.) дней. Общий срок, потребный для достижения эдемского сада с течением веков, несколько увеличился.
122 _
Нельзя не увидеть в «Слове о монахах» глубинного сходства с другим описанием христианской инициации — «Плаванием св. Бран-дана», созданном в VI веке в Ирландии и записанном по-латыни в IX веке. Брандан и его спутники также отправляются на поиски Рая (он именуется «обетованной землёй»). Парадиз, согласно ирландской традиции, расположен не на востоке, как у православных, а на западном острове, но съестными припасами монахи запасаются точно так же на 40 дней. 7 лет скитаясь от острова к острову (аналог перехода от территории к территории в макарьевском сказании), св. Брандан в одних и тех же местах встречает Великий пост (длящийся 40 дней) и главные праздники (Рождество, Пасху и Троицу), словно по спирали времени восходя к Земле Обетованной. Как «Житие Макария», ирландский памятник изобилует и другими цифовыми символами, но чаще остальных встречается всё же 40. «Число 40 имеет значение “примирения”, “возвращения к истокам”. По преданию, известно, что Сиф провёл в земном Раю сорок лет; сорок дней продолжался Потоп; в течение сорока лет иудеи блуждали по пустыне; Моисей провёл на Синае сорок дней; наконец, сорок дней постился в пустыне Христос», — указывает Д.В. Жуков.
