Книга Мистика русского православия, страница 49. Автор книги Роман Багдасаров

Онлайн книга «Мистика русского православия»

Страница

качестве охранных пропусков гостям запорожцев. Эмблема Бугогар-

*

довской паланки 1750 года представляла четырехрогого козла, что человеку, знакомому с трудами Элифаса Леви на оккультную тему, напомнит мифический фетиш тамплиеров — Бафомета. Есть даже версия, согласно коей слово «козак» происходит от «козы», вернее, от козьих шкур, которые носили степные воины. На паланочных и куренных печатях вырезались геральдические фигуры: львы, олени, кони, пяти- и шестиконечные звезды, луна, короны, части вооружения. Каждая из них передавала определенную идею христианской воинской традиции. Особое место занимали литавры — серебряные котлы с натянутой на них кожей и деревянными палочками, под их призывные удары собиралась рада.

Регалии запорожцев признавали Габсбурги, Ягайлы, Рюриковичи и Романовы, Гиреи и Османы. Их почитали как воинскую святыню, сохраняя в сичевом храме. Одно то, что Кош помимо основного стяга

_207

и печати располагал также куренными инсигниями ⁷⁴, приравнивает его членов по меньшей мере к les chevaliers bannerets ⁷⁵ рыцарской пирамиды. В польской дипломатии Klejnot обозначал не только драгоценность, но и акт на дворянское звание. Царствующие дома соседних стран выступали по отношению к Кошу в качестве не инициаторов, а лишь гарантов его свобод. Отсюда дипломатическая двусмысленность, проявлявшаяся всякий раз, когда монархи пытались ограничить казацкую вольность или даже искоренить её: «Ибо, кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь» (Лк. 8: 18).

Беспотомственные потомки

В XVIII веке академик Иоганн Георги вплотную приблизился к вопросу, неразрешенному по сей день: следует ли считать запорожских казаков отдельным этносом? Ученый отыскал блестящий выход: «Запорожские козаки, — рассуждал он, — были беспотомственные потомки черкасских [т. е. украинских. — Р.Б.] Козаков, на Днепре поселившихся». Эта формулировка не вызывает сомнений относительно количественного преобладания южнорусского элемента среди запорожцев. Странно было бы, если бы показаченье миновало раздираемую с трех сторон Украину, а пополнение Низового Войска происходило бы, скажем, за счет Новгорода или Пскова. Но перестает ли от этого Сичь быть общим восточноевропейским (а в чем-то евроазиатским) явлением? Отправной точкой здесь должно стать то обстоятельство, что по типу общественного устройства Кош являлся ярко выраженным воинским союзом (Gefolgschaft), превентивно отгороженным от каких бы то ни было форм родового (Sippe) или племенного (Bund) строя. В среде запорожского братства рецидивы семейного солида-ризма не подтачивали, но ещё более укрепляли надплеменной, над-этнический, надгосударственный и даже в какой-то степени надрели-гиозный modus vivendi ⁷⁶ рыцарской республики.

Запорожский настенный календарь XVIII в. Принадлежал престарелому казаку, принявшему постриг в Межигорском монастыре

Если для западных орденов были характерны герметичность, скованность обетом, данным при посвящении, предельная устремленность ввысь, обеспеченная ограничением вширь, то в «низовом това-ристве» проглядывает прямо противоположная картина наружного поведения при достаточно близкой цели внутреннего делания.

Как вход, так и выход из Сичи не был особенно затруднен: «На Запорожье говорят, что они войско вольное — кто хочет, приходит по воле и отходит по воле». Определенного срока пребывания в Сичи не полагалось. Казак мог уйти, если хотел служить в реестровых войсках, ожениться или просто, как шутили, «зажир1в вщ козацького хл1ба». Затем, «узнавши, по ч1 м ювш лиха», вернуться. Порядок от

_209

этого не менялся: сколько бы раз ни выходил и ни поступал казак в Войско, он по-прежнему обязан был соблюдать незыблемые регулы ⁷⁷товарищества.

Внутренний распорядок ордена тщательно оберегался от любознательных взглядов со стороны. «Числа не знасмо, бо календаря не маемо, год у книз1, а Мюяць у небЬ, — отвечали обыкновенно на депешу о том или ином беглеце, который скрывался в Сини от правительства своей страны. Приведенный ответ-притча поражает прямо-таки метафизической иронией по поводу всякой земной или даже космической власти, бессильной там, где ничего не хотят знать о времени и числе.

Неопределенность численности Войска была на деле умело пущенной «телегой». Лишь после падения Сичи стало достоверно известно о существовании архива не только при главной канцелярии, но и при каждой паланке, где строго велся учет воинского состава.

Песьеголовцы

Стремление автономного рыцарства на Западе сделаться «государством в государстве» и существование подобного государства в низовьях Днепра на «Божьей земле» — две ветви христианской трансформации одного древнего социального феномена. Жорж Дюме-зиль называл его «группой людей, стоящих вне закона», подчеркивая ритуальную функцию этого образования. Рассказ о таком сообществе оставил, например, историк Павел Диакон (VIII в.), когда описывал волчьеголовых воинов-лангобардов. Те были настолько свирепы, что питались лишь кровью врагов, а за неимением оной пили свою собственную.

Как подтверждает Франко Кардини, «песьеголовые» ⁷⁸ точно соответствуют военно-религиозному архетипу «война-зверя», распространенному среди народов Европы: «отверженные» у англосаксов,

210 _

ulfhedhinn и berserkr у скандинавов и т. п. Ряды их пополнялись за счет так называемых Friedlos — преступников, лишенных прав имущества.

До начала явного социального расслоения в Войске общепринятым самоназванием запорожцев было «сиромахи» (сирома), означавшее: сироты, бобыли, бесприютные, одним словом, сирые. Подобная установка, связанная с обетом нестяжания, имела место и в западных орденах: магистр ордена Святого Иоанна титуловался «попечителем нищенствующей Христовой братии», а к больным и бедным рыцари-иоанниты обращались — «наши господа».

Страница