Когда Никите Коржу (автору бесценных воспоминаний о низовой вольнице), после неловкого падения с вершины кургана, казаки присвоили достаточно обидную кличку, крестный отец утешил его: «Терпи, хлопче, козаком будеш, а з козака попадеш i в отамани; з nocMixy i люде бувають». Тем же манером приобретались в детских играх фамилии средневековых аристократов. Только жаловал прозвищами будущий великий князь или король, а не удалая компания батьков.
«Они всех поднимают на смех: Украина у них не Украина, а Польша; люди там не люди, а недолюдки, мажутся там не святым миром, а гусиным жиром», — писал Пантелеймон Кулиш. Ритуальное высмеивание было необходимо для требуемого православной аскети-кой дистанцирования от своего эго, которое, вместе с тем, мыслилось погруженным в наиболее инфернальные слои реальности (так называемое «ношение ада в себе»). Прозвище не снималось с сичевика даже после переезда на тот свет. Закалённая в горниле сражений Громада представляла собой оппозицию ко всему внешнему миру, а каждый её член к собственной личности. Таким образом, казак окончательно избавлялся от сетей глобальной иллюзии «мира сего».
«Ибо мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа […] Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы
218 _
просветить нас познанием славы Божией… Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам. Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем. Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем; так что смерть действует в нас, а жизнь в вас» (2 Кор. 4: 5—10,12).
Употреблять в официальных документах отчество, а не только прозвище имела право лишь войсковая старшина, служившая тонкой мембраной между вселенской тюрьмой и беспредельной вольницей казачества.
Оселедец
Преображение сознания — цель «обряда перехода» — меняло внешний вид сичевика. Новоявленный «кавалер» брился наголо, оставляя на макушке небольшую кисточку — чупрыну, которую закидывал за левое ухо, поскольку все знаки воинской доблести носились с левой стороны. «Д1вчата коси одрощують, а запорожщ чуприни» — посмеивались на Украине. Л.Л. Зализняк, Э.Н. Бондарь и другие отмечают родственность знаменитой прически Великого князя Святослава и запорожцев с шикхандой индийских кшатриев, косичкой хеттов, чубчиком царя Артавазда1 и даже хухалем старомонгольского воина.
Кроме того, непосредственно связан с этим обычаем славянский обряд пострига, усвоенный Православной церковью и долее всего (после падения Сичи) сохранявшийся среди донских казаков. Схожесть распущенной «чупрыны» с овечьим хвостом служила намеком на евангельскую символику отары, лежавшую в основании структуры Войска. Спасительный смысл ношения «чупрыны» был знаком ещё ведическим ариям. Бенгальские вишнуиты, например, рассматривают шикху не только в медико-магическом аспекте (излагаемом Сушру-
Артавазд II — (ум. 31 г. до н. э.), царь Великой Армении (56–34 гт. до н. э.).
|
| Н.И. Струников. Запорожец в бою. Дерево, масло. 1901 |
|
| Л.Г. Сластён (1855—1933). Козаки |
той
88) но и в сотериологическом
89: за этот клок волос Господь вытягивает человека из океана Майи
90.
Институт побратимства, сохранявшийся в Запорожье, является ещё одним элементом православной воинской традиции. Горизонтальная иерархия Коша нуждалась в дополнительном структурировании, выходящем за рамки должностей и срока службы. В различных формах братание практиковалось среди воинских организаций, начиная чуть ли не с фиванского Священного Союза. Permixtio sanguinis
91 приобрело в Сичи форму духовного единства: совместное причащение Телом и Кровью Христовой, обмен иконами и амулетами, троекратное целование. Взаимопроникновение двух судеб скреплялось юридической хартией, «завещательным словом», циркулировавшим внутри Войска.
_221
Знаменательно, что этот и ещё некоторые другие ритуалы сохранялись Сербской церковью, а именно сербы были приглашены в Новороссию Екатериной II на смену чересчур независимым сичевикам.
Запорожская церковь
Церковные историки XIX века восхваляли Сичь за то, что «никогда ни один раскол не закрался в её исповедание». Богослужение в Коше совершалось «неотменно» каждый день по монастырскому уставу. В XVII веке низовое рыцарство возглавило вооруженную борьбу против Унии; запорожцы-католики не захотели покидать Войско и приняли православие. Военные действия против Крыма и Турции проходили под клич священной мести «врагам Креста». А в наказе 1767 года запорожцы даже ходатайствовали об удалении старообрядческого поселения близ крепости Св. Елисаветы, «понеже в войску Запорожскому, по жительству их при границех, устав таков, чтоб на принадлежащей ему земле иноверным не быть и не жить» (§ 9). На проживание среди донцов «приверженцев неосмысленного лжеве-рия» (раскольников) сичевая корреспонденция в Петербург педантично списывала размолвки, часто возникавшие между казачьими войсками. «Москаль хотя и недруг, но все же православной веры человек», — увещевал запорожцев архимандрит Владимир (Сокальский), когда 4 июля 1775 года российские солдаты окружили Новую Сичь. Большинство казаков не стало стрелять и сложило оружие: «Знав, пан-отче, що сказать!»
Менее охотно имперская историография распространялась о другой черте Запорожской церкви — о её, «можно сказать, оригинальном управлении». Следуя церковной юрисдикции, приходы Низа являлись парафией Трехтемировского монастыря (ок. 1576–1660), а затем — Свято-Преображенской Киево-Межигорской обители. Оттуда преимущественно выписывались иеромонахи сроком на церковное лето (с сентября по сентябрь). После исхода 1709 года, когда запорожцы переместились в Алешки (на полуостров Крым), и до 1734 года они окормлялись Константинопольским патриархом. Получали казаки благословение и от предстоятеля Иерусалимской церкви.
