…Крамер кончил достаточно быстро, но Ольга, казалось, не обратила на это никакого внимания. Порыв страсти, приведший их в спальню, растворился в окружающем пространстве, оставив после себя только изнеможение. Леонид со спущенными штанами устало рухнул на кровать и простонал что-то нечленораздельное. Ольга поправила юбку и натянула трусики.
– Расскажи мне, что ты делал в Стамбуле, – неожиданно попросила она.
Крамер вздохнул: даже страсть не смогла обуздать ее желание заниматься расследованием, – и выложил ей историю с приватными клубами, встречей с Косыгиным и его внезапным признанием в нетрадиционной сексуальной ориентации. Мужики после секса действительно чрезвычайно болтливы… На самом деле, он не чувствовал себя обязанным хранить этот секрет. Все равно, он подробно опишет его в отчете для Коновалова.
– Думаешь, Вадим сказал правду? Он действительно гей? – дослушав историю, спросила Ольга; они сидели в гостиной и пили кофе.
– Чтобы доказать это, он предлагал сделать мне минет.
Ольга засмеялась:
– Умение сосать член еще не делает его невиновным.
– Верно. Но у него есть алиби. А в момент нападения на пляже, он был в стельку пьян…
– Что, если он помогает убийце?
Теперь рассмеялся Крамер:
– У него духу не хватит. Нет. И вообще: в убийстве Анны я вижу гетеросексуальный подтекст. Хотя бы на уровне бессознательного. Голая девушка, в собственной спальне – есть в этом нечто эротичное, не правда ли?
– Не знаю, – выражение лица Авдеевой стало грустным. – Это ужасно. И все. В любом случае, я до сих пор считаю Косыгина мудаком и не доверяю ему.
– А нам и не нужно ему доверять, – Крамер отпил кофе из кружки и закурил. – Он рассказал все, что знает.
– То есть ты считаешь, к убийствам он не причастен?
– Нет. Сто процентов. Даже несмотря на то, что Бурак Балыкчи тоже был геем. Это больше совпадение, чем связь.
– Может быть, он бисексуал? Как Юкио Мисима, – Ольга перехватила его сигарету и несколько раз глубоко затянулась.
– Как кто?
– Японский писатель. На протяжении всей жизни спал, как с женщинами, так и с мужчинами. Он, между прочим, был помешан на смерти и, в итоге, покончил с собой
57.
– Оля, – Леонид снисходительно на нее посмотрел. – Если человек гей – это еще не означает, что он склонен к насилию. Мне не по душе твоя махровая гомофобия.
– Да причем тут гомофобия?! Преступник ненавидит женщин! Это же очевидно! Коновалова! Шакалина!
– А еще Фролов! И почти Солодовник! – Крамер устало покачал головой: – Забудь все, что я сказал про гетеросексуальный подтекст. Хорошо? В моем представлении мы имеем дело с белым мужчиной, около тридцати лет. Возможно, он иногда и балуется сексом с себе подобными, но возводить это в ранг чего-то особенного я бы не стал. Да и вообще секс тут не главное. Балыкчи – это исключение из правила, а не само правило. Понимаешь? Во всех случаях, кроме Балыкчи, вскрытие не выявило следов надругательства. Поэтому я уверен: за этими преступлениями кроется что-то другое, куда более интересное, – внезапно Крамер взорвался: – У нас четыре трупа, не считая капыджи!.. Коновалова – молодая, красивая девушка. Фролов – не самый симпатичный мужик, с кучей сложностей в личной жизни. Балыкчи – мы пока мало, что о нем знаем; основной факт: парень торговал собой в ста сорока километрах от места обнаружения его тела. Вот и все! И, при этом, никакого modus operandi! Никакого мотива! Да, черт, хотя бы намека на мотив! А еще никакой связи! Только трупы, трупы и снова трупы!
Наступило молчание. Они на пару докурили «Кэмел» Крамера и несколько минут в полной тишине наслаждались кофе. Наконец, Ольга спросила:
– Ты не против, если я останусь на ночь?
– Я тебя никуда и не отпущу, – ответил Крамер. – Уже поздно. А убийца все еще на свободе.
– Тогда я воспользуюсь твоим душем, – Авдеева встала из за стола.
– На здоровье.
Дождавшись, когда девушка скроется в спальне, Крамер открыл ноутбук. Поначалу он хотел составить набросок информации, что он разузнал за последние дни, но пальцы его не слушались и не хотели печать.
Леонид закурил еще одну сигарету – скорее от бессилия, чем от желания. Несколько минут он бессмысленно пялился в монитор, а потом зачем-то вбил в поисковой строке: «Юкио Мисима, гомосексуалисты».
Первый же сайт выдал ему фотографию накаченного японца с мечом в руках и белой повязкой «хатимаки» на лбу. Ниже шла цитата одного из его произведений: «В гомосексуальном мире нет мужчины, который успешно сопротивлялся бы этой странной силе, волей-неволей затягивающей в трясину чувственности… Сколько попыток было предпринято. В конечном счете все возвращалось на круги своя: те же самые влажные рукопожатия, прилипчивые подмигивания. В сущности, эти неспособные заводить семью мужчины робко-робко выискивали что-то вроде домашнего очага в сумрачных глазах с немым вопросом: «Ты такой же?»
58
Крамер отодвинулся от ноутбука.
– Ты доведешь это дело до конца? – послышался из спальни голос Авдеевой.
– Чтобы сделать это, нужно понять, где у него начало, – устало ответил Леонид.
Он затушил сигарету о край пепельницы и повернулся к окну. На улице барабанил дождь. Серая дымка тумана опустилась на город, источавший теперь уныние и отрешенность.
В разговоре с Ольгой, Крамер умолчал об одной важной детали, которую сообщил ему Косыгин, пока они ехали в Başkent Hastanesi.
«Я не встречался с Анной, – сказал Вадим. – Но я скажу тебе, кто, как мне кажется, был ее настоящим любовником…»
И этим человеком был Константин Солодовник.
Глава 12
Денис Тапочкин родился в провинциальном городе Слободском, в тридцати восьми километрах от города Кирова, называемого также Вяткой.
Отца он не знал. Говорили, им был какой-то приезжий дальнобойщик из Нижнего Новгорода, с которым его мать, Алина Тапочкина, познакомилась на автобусной остановке. Они выпили, разговорились, а потом занялись сексом на сиденье его «КАМАЗа»… а через девять месяцев появился Денис. Правда, новоиспеченный папаша вряд ли знал о беременности Алины, ведь уже на следующий день после их знакомства, он уехал из Слободского и больше никогда не возвращался обратно.
Первое яркое воспоминание детства: весна, идет дождь, он в какой-то облезлой курточке и шапке, спадающей на глаза, стоит и смотрит на маму, которая почему-то уснула и никак не может проснуться. Она лежит около скамейки рядом с подъездом малосемейки, на четвертом этаже которой у них была своя комната. Рядом с ней валяется бутылка из-под водки. Дождь мелкими каплями падает ей на лицо, а она спит и не просыпается… Денис подходит к ней, хватает за рукава грязной куртки и тянет. Но она спит… Он хочет пойти домой – там тепло и не страшно, – зовет ее, но она и не думает вставать, лишь недовольно ворчит и отворачивается. На помощь приходят соседи. Какая-то бабушка забирает Дениса к себе. Он сидит у нее на кухне и пьет чай с горячими плюшками. Из окна видно, как во двор заезжает «скорая» и куда-то увозит маму.
