Классическая психология своим предметом имеет психику человека и мало что говорит о самом человеке. Психологическую антропологию интересует прежде всего сам человек, его психология, а не его психика как таковая. Зафиксируем принципиальное различение «психологии человека» – как психологического учения о становлении и развитии человека в интервале его индивидуальной жизни – и «психологии психики» – как специальной науки о психических явлениях в живой природе, в том числе и у человека.
В целом ряде современных научных исследований достаточно убедительно было показано, что изначально в самом своем существе «психическое» есть всего лишь один из общих естественных процессов в живой природе. И с этой точки зрения психика человека и психика животного в определенной степени могут рассматриваться в одном смысловом ряду.
С классической, научно-рациональной точки зрения психика – это инструмент, механизм, во-первых, отражения объективной, противостоящей человеку и независимой от него действительности, а во-вторых, это механизм адаптации индивида к этому же объективному миру. Классическая, естественно-научная психология – это не учение о душе и душевных явлениях; это учение о психике как свойстве высокоорганизованной материи, в частности мозга. Все другие характеристики человека, считающиеся психическими, – личностные, духовные, нравственные и др., – невыводимы из отражательных и адаптивных функций психики; относительно последних эти характеристики имеют не естественный, а сверхъестественный статус. Психика не имеет личности и сама себя не развивает.
Но даже если стать на точку зрения классической психологии, что психика – это одно из свойств природы человека, то по самой логике рассуждения, чтобы понять это свойство, необходимо иметь хотя бы минимальное представление о сущности того, свойством чего психика является. И здесь выбор жесткий: психика либо свойство высокоорганизованной материи, либо свойство человека. Во втором случае психология должна строиться как психологическая антропология, способная выстроить свое представление о сущности человека, чтобы что-то определенно говорить о его свойствах, в том числе и о его психических свойствах.
Главный вопрос психологической антропологии: как – в свете именно психологической теории – возможен человек по сущности своей, которая не есть совокупность его отдельных проекций, сколь бы значимы и богаты они ни были? И в чем эта искомая психологическая сущность? Речь, таким образом, должна идти о сугубой предметности психологии человека, которая не сводится ни к содержанию психического (множеству его функций и свойств), ни к формам его организации (многообразию процессов и структур).
Нами уже проводилось развернутое обоснование такого специального предмета психологии человека, как человеческая субъективность. Именно субъективная реальность («внутренний мир», «индивидуальность», «самость» и др.) является ключом в поиске оснований и условий становления собственно человеческого в человеке в пределах его индивидуальной жизни. Категория субъективности – это та основа, которая позволяет развернуть и панораму, и перспективу наших представлений о человеке, становящемся и определяющемся в мире; о человеке, обретающем образ человеческий во времени не только личной биографии, но и мировой истории, в пространстве не только наличной цивилизации и сознания, но и универсального мира культуры во всех ее измерениях
[34].
Итак, субъективность есть первая предельная категория антропологической парадигмы, позволяющей позитивно строить теоретические основы и задавать действительную предметность именно психологии человека. Следующий шаг – это выявление и категориальное оформление специфики бытия человека. Прежде всего, необходимо аксиоматически утвердить, что человек – это существо сознательное, способное отдавать себе отчет о самом себе (т. е. рефлексивное), и деятельное (способное к осознанному преобразованию). С.Л. Рубин штейн одним из первых указал, что именно сознание и деятельность есть основополагающие характеристики человеческого существования, конституирующие саму его человечность. С появлением человека в мире сама Вселенная обретает осознанный и действительный характер.
Несомненно, что эти две фундаментальные «опоры» бытия человека в мире, столь убедительно утвержденные в свое время С.Л. Рубинштейном, резко проблематизировали отражательно-познавательный образ психики в традиционной психологии. Сознание переставало быть лишь совокупностью знаний человека о мире (наиболее фундаментальная критика подобной позиции содержится в работах В.П. Зинченко, М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорского); соответственно и деятельность как научно-психологическая (объяснительная) категория переставала отождествляться с разными формами активности человека. Онтологический статус сознания и деятельности человека не позволял исследователю успокаиваться на бесчисленном множестве рассудочно-феноменологических банальностей, выдаваемых за объективные их характеристики.
Однако, как известно, наличие двух опор любую вещь делает принципиально неустойчивой. На этом моменте следует остановиться особо. Среди множества характеристик человеческой жизни недостаточно, на наш взгляд, учитывается одно фундаментальное обстоятельство (вернее, оно учитывалось, но из него не делали основополагающего вывода); это то, что живет человек прежде всего в системе реально-практических, живых, а не абстрактно-социальных связей с другими людьми. Нигде и никогда мы не увидим человека до и вне его конкретных связей с другими – он всегда существует и становится в общности и через сообщество.
Еще К. Марксом было показано, что родовой, всеобщий характер человека и его деятельности имеет своим реальным источником и эквивалентом общественность человеческого отношения к миру. «Общественность — это не обобщение сходного в индивидуальных человеческих отношениях к действительности, а исходное реальное основание, которое выражает человеческую природу как таковую». И далее – «общественность не менее реальна, чем индивиды, хотя сама по себе она не действует, не производит, но представляет собою способ деятельности, аккумулированный конкретными субъектами и реализуемый ими (курсив. – Авт.)»
[35]. Именно «общественность», а с нашей позиции – со-бытийная общность людей, есть онтологическое основание человечности человека, а не простое многообразие форм коллективности или совместной деятельности как частных обликов этой общности.
Рис. 5. Схема онтологических оснований человеческой жизни
