Не заметил, что вскочил, ору. Коль-Коль прячет глаза. Потому что меня слышат. Слушают. Ах, вы слушаете? Ну, так слушайте!
– Двигатель вам дать в пятьсот мильонов кобыльих сил? А реактивный не надо? Ракетный, гля! А на антигравитации движок не подогнать? А? В очко! Пушку вам надо? А вы какую башню сделали? А? Человек в неё не умещается? Это его, мазутные, проблемы? Ты, Василий Гаврилович, в танк со своей ЗиС-6 влезал? Как на ней прикажешь работать? А? Казённик всю башню занимает – полностью! Даже в просторной рубке моего «Единорога» он занял вообще всё! Кто из вас задумывался, как командир танка должен наблюдать за полем боя, находить цель, регистрировать угрозу, наводить орудие, руководить экипажем, вести переговоры с другими экипажами – без раций? Как командиру танковой роты руководить ротой? Это его проблемы? Да? Вы, дизелисты! Лыбитесь? Создали мотор! А габариты? Что В-2 гениальный мотор, базара нет! Но время идёт, появился вопрос – у вашего В-2 так принципиально расположение насосов, фильтров, что нельзя снизить внешние габариты? Надо, чтобы полковник пехоты пришёл и по башке дал? Приду, дам! Ты! Ты же проектируешь башни! Ты в ней хотя бы сидел во время боя? Хотя бы на полигоне, но при интенсивной стрельбе? Не угорел? Как сложно догадаться, что должен быть не приточный, а вытяжной вентилятор? Это тоже смежники? А до пола боевого отделения, что будет крутиться с башней вместе, вы сколько веков додумываться будете? Некогда? Трёхсоттонный танк рисуем? В историю войти, как ежлан Гротте? Похоронит нас, на хрен, история, вместе со всеми такими прожектами! Кто вас так упёр в эти бронесараи? Пальцем мне покажи, буду этот тупик в головах кулаком пробивать! Сами же, сами! Додумались же, создали, сотворили – рационально наклонную броню! Весь мир копирует. Вон, немцы в «Пантеру» свою скоммуниздили зубило «тридцатьчетвёрки»! А мы сами же отказались! Котин, какая у тебя схема бронирования проектных танков? Какой угол наклона лобовой плиты? Твой средний танк тяжёлого бронирования забронирован, как КВ-1С. Зачем эти закидоны? Вот эти вот эволюции верхней бронедетали? Тебя носом в доклад Федоренко тыкать? Яков Николаевич, доклад нужный! Но не прониклись! И к вам вопрос имеется. Они – исполнители. Пляшут под ту музыку, что ты заказал. Заказал ты вальс. А надо гопак! Где тактико-технические – на перспективу? Доклад есть, а выводы?
Федоренко вскочил, кулаки – сжаты, скулы ходуном, багровеет. А я ему кричу:
– Каким твоё управление видит применение танков? Как их, битых, с поля боя вытаскивать? Как их на передке заправлять? Как подвозить боепитание? Как будет двигаться пехотное сопровождение? На чём? Кто и как, и на чём будет разведку и боевое охранение на марше осуществлять? Как дороги и мосты танкам чинить под огнём? Чем с воздуха прикрывать? Чем обеспечивать огневую поддержку? А? Есть такое видение у вас, уважаемые? Танк – один в поле не воин. Один он – гроб стальной, начинённый взрывчаткой и горючим. Сколько мы тысяч машин потеряли без боя? Никто не ответил – Сталин – добрый! А зря! Даже никто не почесался. А отдали бы тебя, Яков Николаевич, под трибунал прошлым летом, посидел бы в подвале, ответил бы на тупые и упёртые «Почему?» прокурора, может быть, были бы сохранены тысячи жизней и миллионы человеко-часов! Где ремонтно-эвакуационные машины? Где заправщики? Где артсау огневого усиления? Где зенитные самоходы? Где бронированные транспорты для пехоты? Почему Гудериан подумал о том, чтобы вся его «панцердивизия» двигалась разом и с одной скоростью – скоростью основной ударной силы – скоростью танка, а мы – нет? Сколько танков мы будем терять до боя и вне боя?
Не ожидал, что Федоренко растеряется. Но он растерялся. Гневный Малышев белеет. Только Устинов сидит, что-то чиркает в блокноте, будто его не касается.
– Ты в курсе, сколько и каких себе врагов сегодня нажил? – как змей-искуситель, шипит Кельш.
– Пох! – плюю на пол. – Я тут проездом. Между прошлым и будущим.
Посмотрел на генералов.
– Сколько вас, генералы? Вам люди доверили свою судьбу, свои жизни. Вам даны в руки рычаги всей промышленности страны. Как вы ими распорядились? А, уважаемые? Меряетесь, чья пи… чьи амбиции крепче? Перья друг перед другом распушаете? А этим летом Ваня Иванов опять под танк с крестами с гранатами в обнимку полезет, с криком: «Мама! Я жить хочу!» Да, воспитали отличных защитников! Опять оставите их безоружными? Пацаны по команде «По машинам!» каждый раз идут в свой последний и решительный! Федоренко, ты знаешь это чувство бессилия, когда ты даже не видишь немецкий танк, а он отстреливает твоих друзей, как на охоте? Когда каждый выстрел – попадание, каждое попадание – пробитие. Каждое пробитие – уничтоженный танк. С двух километров! А ты его только в упор, только в борт или корму, да и то подкалибером. Тебе дать почувствовать это? А?
Я иду на него. Бася трансформируется во что-то жуткое, над ухом повисла турель плазмомёта, с руки срывается язычок пламени. Иду, как неизбежный рок. Кельш встаёт на пути, отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи – мой друг и командир летит три метра в воздухе, падает, пропадает в рядах кресел. Один из сержантов НКВД вскидывает карабин, пальчиком ему показываю «ни-ни!». Не понимает, турель уже начала накопление заряда, но на пути у меня встал Устинов:
– Хватит, Виктор Иванович! Ни к чему. Прекрати.
Он сказал это спокойным уставшим голосом.
– Нам нужен каждый из присутствующих. И ты тоже. Хватит. Работать надо, Витя. Работать. Поехали со мной. У меня для тебя кое-что есть интересное.
Кладу руку ему на плечо, сжимаю. Морщится, проседает, но так же спокойно говорит:
– Тебя услышали, твоим посланием прониклись. Надо работать. Выработать концепцию боевых машин на этот год и на следующий, надеюсь, последний год войны. Надо определиться по конструкторам, заводам, установить графики, сроки выполнения, распределить людей и ресурсы. Пусть люди работают. Поехали. Я тебя прошу!
Разворачиваюсь, иду на выход. Турель разворачивается, продолжает «сопровождение» бойца с карабином. Кельш птицей метнулся к бойцу, выбил карабин, ещё и оплеуху отвесил. Турель сложилась в заплечный ранец. Не удержался, так хлопнул дверью, что та вылетела из коробки, посыпалась штукатурка.
Выставка достижений народного оборонного хозяйства
– Перегнул ты палку, – сказал мне в машине Устинов.
– А чего они? Ладно, прав ты. Я не прав. Занесло. Народ жизни не жалеет, они достоинства вымеряют…
– Хватит!
– Молчу!
– В споре рождается истина. Не в скандале. И жути нагнал зря. Страх – плохой помощник. Из-под палки ты, конечно, получишь результат. Но один раз. А войны вечны. После этой нам опять нужны будут танки. Лучшие в мире! А руки у конструкторов отобьём, ограничим полёт фантазии – не будет прорывов. Ну, воплотим мы в металле всё, что ты принёс, а дальше? А как Морозов не захочет больше заниматься танками, пойдёт на пенсию – сады сажать или тракторы проектировать – что делать? Нельзя им так явно подсовывать наработки будущего. Отобьём вкус творчества.
