Окружной судья Кормак Карни приговорил Игоря к двухлетнему испытательному сроку и 120 часам общественных работ. Его адвокат, бывший прокурор из министерства юстиции, назвал это «сделкой века». Так оно и было, и теперь у Игоря были развязаны руки для того, чтобы обрушиться на меня. Однако об этом позже.
Тем временем, несмотря на то что обвинения были секретными, все мои бывшие боссы из UBS — Кристиан Бовэй, Мишель Гиньяр, Мартин Лихти и Рауль Вейл — каким-то образом внезапно узнали от швейцарских властей, что их разыскивает правительство США. Возможно ли, что у кого-то в министерстве юстиции США были тесные связи с коллегами в швейцарском министерстве? Например, такие связи точно были у Хиллари Клинтон, которая вот-вот должна была стать новым госсекретарем (и об этих связях стало известно позже, когда она решила стать лидером Свободного Мира). Тем не менее швейцарцы не собирались нарушать свой правовой «этический кодекс» и отправлять серьезных банкиров в вашингтонскую тюрьму. Этим парням нужно было просто оставаться дома в Швейцарии, а отправляясь в путешествие, не показываться в Соединенных Штатах. И как и раньше, приносить стране незаконные деньги. Ничего сложного, правда?
Возможно, но только если вы не высокомерный и надутый фанфарон — такой, как Мартин Лихти. Мартин полагал, что он неуязвим и неприкосновенен. Он не собирался быть паинькой, как другие швейцарские менеджеры, вел себя как баламут глобального масштаба и летал по всему миру — в своих костюмах за тысячу долларов, с постоянным загаром и набриолиненной головой. Ему внятно намекнули, что он должен беречь свою задницу, но Мартин был не из тех, кому американцы позволяют диктовать условия его деловых поездок. В середине апреля он сел на рейс до Багам, возможно, для того, чтобы найти там еще несколько «жирных котов» и обновить свой загар. Маршрут проходил через Майами, где Мартину нужно было пересесть на другой самолет, и он, по всей видимости, думал, что сможет просто перейти из одного терминала в другой. Но это была ошибка. На его пути оказался таможенный пост, и его имя высветилось на компьютере службы паспортного контроля. Парочка равнодушных сотрудников иммиграционной службы взяли его под локоть, забрали портфель и пригласили немного поболтать.
Несмотря на то что имя Мартина было в списке лиц, разыскиваемых министерством юстиции, его не отправили в суд для дальнейшего разбирательства. Федеральные агенты из министерства юстиции проинформировали его о том, что он задержан как «важный свидетель» в деле о расследовании международного мошенничества в области налогов. Присвоив Лихти статус важного свидетеля вместо арестованного, Даунинг и его подручные в министерстве юстиции могли полностью контролировать его судьбу. Пока они разыгрывали свою партию, ему не нужно было появляться в суде, и никакие надоедливые федеральные судьи не могли выносить никаких решений. Его сопроводили в пятизвездочный отель в Майами и заперли в роскошном номере под вооруженной охраной, чтобы он случайно не утонул при купании. Если не считать этого небольшого неудобства, он мог расслабляться и наслаждаться погодой. Так он провел четыре месяца, пока его не «пригласили» дать показания на открытых слушаниях комиссии Карла Левина, которые показывали по телевизору.
В моей женевской квартире зазвонил мобильный телефон. Это был Жак Леба. Звонил он, похоже, из ресторана — и точно не из офиса.
— Брэдли, ты слышал последние новости? Это просто incroyable!
— Что именно невероятно, mon ami?
— Мартин Лихти. Его только что арестовали в Майами! Банк все отрицает, но он должен был вернуться из своей поездки уже неделю назад. Кристиан пытался ему дозвониться, однако его мобильный телефон не отвечает, а его секретарша уже начала заикаться.
— Может, у нее начинается Альцгеймер?
— Не болтай ерунды, ей еще и 30 нет. В банк звонил репортер из Financial Times и просил нас подтвердить эту историю, но нам всем приказали заткнуться.
Это наверняка звонил Хейг. Поначалу он отнесся к моей информационной бомбе скептически, но теперь серьезно увлекся этой историей и продолжал писать о развитии скандала в UBS.
— Отлично, Жак, — сказал я. — Что посеешь, то и пожнешь.
Он рассмеялся.
— Я прямо чувствую, как у тебя разрывается сердце, Брэдли.
— Да нет, мне даже жалко этого парня. Дело может кончиться тюрьмой, а американские тюрьмы — это не отель «Ритц». А вдруг какой-нибудь громила по имени Бубба захочет сделать Мартина своей женой?
— Жестко. Может, пообедаем?
— Не сегодня, Жак, но обязательно.
— Отлично. Я дам тебе знать, если будет что-нибудь еще.
— Спасибо, дружище.
Я повесил трубку и глубоко выдохнул. Мартин Лихти пойман. Наконец-то Даунинг начал что-то делать — хотя бы снимать с игрового поля пешки, швейцарских банкиров и клиентов. Частично я был этому очень рад. Ведь я хотел именно такой участи для всех этих высокомерных, неблагодарных швейцарских засранцев. Но при этом я чувствовал себя как «крот» внутри террористической ячейки — когда появятся спецназовцы, они уничтожат всех, кто попадется им на глаза, включая меня, и никто не вспомнит, что именно я поделился с властями информацией. Некоторые мои данные были крайне убедительными, например меморандум Мартина Лихти, адресованный всем банкирам в американском отделе и нагло приказывавший им действовать в Штатах еще активнее. Это была настоящая бомба, которая, вне всяких сомнений, помогла в задержании Мартина. И тем не менее целый год Гектор и Моран пытались обеспечить мне иммунитет от судебного преследования. Они говорили, что моя роль в масштабной швейцарской схеме была незначительной, но их не слушали. Я мог получить иммунитет только от министерства юстиции, а Даунинг раз за разом захлопывал двери. После задержания Лихти стало понятно, что мне не удастся легко отделаться.
Я позвонил своим адвокатам и рассказал им о Лихти. Думаете, эти парни — Гектор и Моран, представители изобличителя в «деле века» о налоговом мошенничестве — уже знали о задержании Мартина Лихти? Нет!
— О, это очень интересные новости, — сказал Рик.
— Ты думаешь? — усмехнулся я.
— И что ты будешь делать? — спросил Пол.
Услышав это, я покачал головой. Это они должны были сказать мне, что делать дальше, в свете новой информации! Я сказал им, что все обдумаю и дам знать.
Если вы занимаетесь горными лыжами, то знаете, что происходит, когда вы падаете на «черной» трассе, — вы теряете лыжи и начинаете кувыркаться и скользить, пока не наткнетесь на что-нибудь, что остановит ваше падение. Именно так я и чувствовал себя в то время. Но инстинкты подсказывали, что я должен покрепче воткнуть лыжную палку в лед и подняться во весь рост. У меня было только два варианта действий. Я мог навсегда остаться в Женеве, залечь на дно, продолжать заниматься своими проектами, отказаться от идеи изобличения банка и никогда больше не возвращаться в Америку. Или же я мог поднять голову, громко заявить о своей правоте и биться до конца, что бы ни замышлял для меня Даунинг.
