Когда зверь наконец ослабел от потери крови и грузно упал на землю, юноша последовал примеру вепря – силы оставили его…
Очнулся он того, что кто-то лил ему на лицо воду. Рерик стряхнул капли и резко сел. Его взгляд приобрел осмысленное выражение, и он наконец разобрался, кто о нем заботится. Это была Хельга.
– Сокол, мой Сокол… – шептала она нежно. – Храбрее тебя никого нет. Ты опять меня спас.
– Лучше бы тебя медведь тогда сожрал! – в сердцах сказал Рерик. – Что ты делаешь в лесу?! Какой бес тебя подвиг на этот безрассудный поступок?!
– И не бес вовсе, – отвечала Хельга нежным воркующим голосом. – А ты. Только ты, мой единственный, мой любимый.
– О, боги!.. – простонал Рерик. – Ты опять за свое?! Ведь ты жена Ингваря, у вас есть дитя!
– Твое дитя! – перебила его Хельга. – Уж кому, как не мне, знать. Твой сын, соколенок. Он похож на тебя, как две капли воды. Присмотрись!
– И что?
– Ничего. Это мой грех – что я поддалась нечаянному порыву и оказалась в объятьях Ингваря. Не люб он мне!
– Хельга, я хорошо к тебе отношусь, по-дружески. Но пойми – моим сердцем завладела другая. Это сильнее меня!
– Я знаю. Люби ее. Но оставь кусочек твоей любви и мне. Я не могу без тебя! Иначе умру. Прямо сейчас!
Хельга выхватила кинжал из ножен и решительным движением направила себе в сердце. Рерик ни на миг не усомнился в том, что она сделает так, как сказала.
– Сумасшедшая! – вскричал он, бросился к Хельге, пытаясь вырвать кинжал из ее рук, они упали, начали бороться, покатились по окровавленной траве…
Все дальнейшее покрыла мгла неистовства, которая напрочь растворила в себе и здравый смысл, и рассудительность, и правила приличия, оставив лишь первобытный плотский инстинкт, без которого жизнь на Земле стала бы бессмысленной…
Совсем опустошенный Рерик, который чувствовал себя виноватым перед всем белым светом, а в особенности перед своей невестой, довез Хельгу до опушки леса, откуда уже были видны валы Русии. Ее араба они так и не нашли. Скорее всего, умная лошадь давно прибежала на конюшню.
– Иди, – сказал он тихо, стараясь не смотреть на Хельгу. – Скажешь, что тебя сбросил конь…
– Не учи меня, как врать Ингварю, – ответила она устало. – Мне не впервой. Будь здрав, любимый…
Хельга пошла по тропинке, шатаясь, как пьяная. Она отдала Рерику все, что у нее так долго копилось внутри, – без остатка…
Конечно же, возвращение Рерика в город с головой огромного вепря стало выдающимся событием. На страшного зверя сбежались смотреть и стар, и млад. Старшая дружина и молодые «волки» прокричали Рерику троекратную «исполать»
[97] и загромыхали мечами о щиты. На поляне за валами были постелены грубые домотканые холсты, хакан приказал достать из своих личных погребов две бочки мёда и столько же доброго пива, а что касается закуски, то каждый нес то, что у него было дома.
Моше бен Сахл смотрел и дивился; что это за народ такой?! Отправляется дружина в дальний поход – столы ломятся от различных яств и напитков, люди гуляют и веселятся, будто вои идут не на кровавую сечу, а на приятную прогулку, возвращаются мужи домой – опять то же самое, несмотря на потери. Моше еще не слышал в Русии женского воя, который в его народе всегда бывает после потери кормильца.
Все пьют на пиру за троих, едят за четверых, поют на разные голоса, – да так складно и красиво! – пляшут до упаду и славят своих богов.
Вот и сегодня – кажись, эка невидаль, молодой витязь срубил голову вепрю. Да, зверь огромный, злобный, подвиг знатный, но причины устраивать пир горой совсем не наблюдается. Ан нет, опять русы пьют-гуляют, водят хороводы, будто на большой праздник, и величают Рерика, которого усадили рядом с хаканом.
Да что русы! Берберы – и те стали почти как местные; сидят на корточках и вместо любимого ими бедуинского черного чая с добавлением хабака
[98] или мармареи
[99] пьют хмельное пиво и пытаются подпевать русам. Гляди, им так здесь понравится, что они попросятся в дружину хакана…
Руяр с виду казался веселым и беспечным, но на душе у него кошки скребли. Он был уже далеко не молод, и не за горами тот день, когда ему придется переступить границу Нави. Хакан готовился передать сыну Ингварю знак своей власти – инкрустированный золотом клевец
[100], украшенный самоцветами, которые подарил его отцу сам василевс Византии. Руяр знал, что когда наступит время выбора повелителя Русии, большинство старейшин и волхвов будут на стороне Ингваря.
Да вот незадача: всем хорош его отпрыск – и воин храбрый, и силушкой не обижен, и красотой, и статью, да и умом тоже, но что касается победных походов на врагов, тут и начинается закавыка; раз, два – и обчелся. Когда молодые «волки» ходили в набеги, Ингварь большей частью занимался неотложными хозяйскими делами (что, конечно, тоже очень важно!), но ведь главный волхв должен вручить регалии хакана лучшему воину.
А кто в Русии на данный момент самый наилучший? Полянин Рерик! Его и прокричат гриди и мужи, не говоря уже про «волков». И их слово будет главным. Им нужен воевода – сильный, смелый, удачливый. Коим Рерик, несомненно, и является.
Единственное, что спасало положение, было то, что Рерик, во-первых, не коренной уроженец Русии, а во-вторых, происходит не из знатного рода. Но это утешение слабое. Когда дело дойдет до выбора, знатность и заслуги родителей отойдут на задний план. Руяр знал, как относятся к полянину гриди. Рерик настолько блистательно владел мечом, что его просто боготворили…
Пир продолжался. Все шло своим чередом. Лишь Рерик был сумрачным, хотя и пытался изображать веселье. Из головы не выходила Хельга. Да лучше бы ее вепрь сожрал! Как теперь смотреть в черные искристые глаза Гюзели?!
Хельга время от времени с ненавистью посматривала на Ингваря. И этот человек – ее муж! Которому она должна покоряться всецело. Боги, как она могла изменить Соколу?! Будь проклят тот час, когда она оказалась на ложе Ингваря!
Что касается Моше бен Сахла, то он отбросил глубокомысленную важность и напыщенность ученого сайида, которого ему уже надоело изображать, пил добрый мёд в больших количествах, ел все, что ему подавали, и непринужденно болтал с веселыми девицами.
