Она пожала плечами и выдохнула дым.
— Тоже.
Он махнул в её сторону сигаретой.
— Я думал, ты уже ушла.
— Уже скоро. Я делаю это с удовольствием, жаль, что это происходит всего лишь раз в неделю. Иногда два.
— Все тихо?
— Сегодня утром, да. Прошлой ночью у нас была катастрофа.
— Не говори, позволь мне угадать. Энджела Фицрой.
— Нет. Китти Макдэвид.
Клинт поднял брови.
— Этого я не ожидал. Расскажи мне.
— По словам ее сокамерницы — Клаудии Стефенсон, как называют её дамы…
— Клаудиа «Сиськи-бомба», — продолжил Клинт. — Очень гордится своими имплантатами. — Клаудиа начала?
Ничего против Клаудии, но Клинт надеялся, что это так. Доктора тоже были людьми, и у них были свои любимчики, Китти Макдэвид была одной из них. Китти была в плохой форме, когда прибыла — склонность к членовредительству, перепады настроения, высокий уровень тревожности. С тех пор они прошли долгий путь. Антидепрессанты сделали свое дело а, Клинту хотелось в это верить, сеансы терапии, помогли еще больше. Как и он, Китти была продуктом системы усыновления Аппалачей. На одной из их первых консультаций она спросила его, поморщившись, понимает ли он каково это — не иметь дома или семьи.
Клинт ни секунды не колебался с ответом.
— Я не знаю, как это было для тебя, Китти, но меня это заставляло чувствовать себя животным. Как будто я всегда находился под прицелом, и на меня охотились.
Она посмотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Вы?…
— Да, и я, — сказал он. В смысле, я тоже.
В эти дни Китти почти всегда получала хорошие рапорта, и, еще лучше, она заключила сделку с прокуратурой, чтобы дать показания по делу братьев Гринеров, крупных наркоторговцев, которых шериф Дулинга Лила Норкросс арестовала этой зимой. Если Лоуэлл и Мэйнард Гринер сядут, условно-досрочное освобождение для Китти было вполне вероятным. Если она его заработает, думал Клинт, у неё все получится. Теперь она четко понимает, что, хотя ей еще и предстоит найти свое место в этом мире, ей будут продолжать оказывать поддержку — как медицинскую, так и социальную — в достижении этой цели. Он думал, что Китти достаточно сильна, чтобы просить поддержки, бороться за нее, и с каждым днем она становилась все сильнее и сильнее.
Выводы Дженис Коутс были менее оптимистичными. Это было ее видение дела: общаясь с осужденными, лучше не лелеять высоких надежд. Может быть, именно поэтому она была начальницей — хозяйкой — а он был простым психиатром в этом каменном отеле.
— Стефенсон сказала, что Макдэвид разбудила ее, — сказала Дженис. — Сначала она разговаривала во сне, потом кричала, а потом вопила. Что-то о том, как придет Черный Ангел. Или, может быть, Черная Королева. Это есть в рапорте. С паутиной в волосах и смертью на кончиках пальцев. Звучит как реплика из какого-то телешоу, не так ли? Канал Сай-фай.
[45] — Начальник хмыкнула, не улыбаясь. — Уверена, тебе понравится, Клинт.
— Больше похоже на кинофильм, — сказал Клинт. — Возможно, она видела его в детстве.
Коутс подкатила глаза.
— Видела? Цитируя Ронни Рейгана, «Опять вы за свое».
[46]
— Что? Ты не веришь в детские психотравмы?
— Я верю в спокойную, тихую тюрьму, вот во что я верю. Её перевели в Крыло А, в Царство Психов.
— Неполиткорректно, начальник Коутс. Предпочтительный термин Главный Психдиспансер. Её засунули в удерживающее кресло?
Хотя это иногда было необходимо, Клинт ненавидел удерживающее кресло, которое выглядело как продавленное сиденье спортивного автомобиля, переделанное в устройство для пыток.
— Нет, ей дали Желтый препарат, и это ее успокоило. Я не знаю, какой из них, да и не столь важно, но это есть в рапорте о происшествии, если ты захочешь взглянуть.
В Дулинге медицинские препараты были разбиты на три категории: красные, которые могли выдаваться исключительно медицинским персоналом; желтые, которые могли выдаваться офицерами; и зеленые, которые заключенные, не находящиеся в Крыле C или не имеющие на данный момент плохих рапортов, могли хранить в своих камерах.
— Ладно, — сказала Коутс. — На данный момент твоя девушка, Макдэвид, спит…
— Она не моя девушка…
— И это все утренние новости. — Дженис зевнула, затушила сигарету о кирпич и запихнула под ящик с молоком, как будто от этого она могла как-то исчезнуть.
— Я тебя задерживаю, Дженис?
— Не ты. Прошлым вечером я ела мексиканскую жрачку. Пришлось постоянно вставать и бегать в туалет. То, что об этом говорят — правда: если вещь, которая входит, выглядит подозрительно, то берегись того, что выходит.
— СМИ,
[47] начальник.
— Ты же врач, ты сможешь с этим справиться. Ты собираешься посетить Макдэвид?
— Обязательно, прямо с утра.
— Хочешь услышать мою версию? Ладно, вот она: её растлевала некая леди, именующая себя Черной Королевой. Что ты об этом думаешь?
— Может быть, — сказал Клинт, не ведясь на провокацию.
— Может быть. — Она покачала головой. — Зачем копаться в их детстве, Клинт, если они до сих пор дети? Именно поэтому большинство из них здесь — детское поведение, в высшей степени.
Это заставило Клинта подумать о Жанетт Сорли, которая покончила с годами эскалации супружеского насилия, ударив мужа отверткой и наблюдая, как он истекает кровью. Если бы она этого не сделала, Дэмиан Сорли, в конце концов, убил бы ее. Клинт в этом не сомневался. Он рассматривал это не как детское поведение, а как самосохранение. Если бы он попытался рассказать об этом начальнику Коутс, она бы отказалась слушать: она была представителем старой школой. Лучше просто закончить этот призыв-ответ.
— Итак, начальник Коутс, мы начинаем еще один день жизни в женской тюрьме, вдоль берегов Королевского канала.
Она подняла сумочку, встала и смахнула пыль со своих форменных брюк.
— Нет никакого канала, но никто не отменял Болл-Фэрри вниз по дороге, так что да. И пусть начнется день.
Они вошли вместе в тот первый день сонной болезни, прикрепив свои бейджики к рубашкам.
