— О новенькой, — сказала Клаудиа. — Я думаю, что она дьявол, Энджела.
Этот привело Энджелу в восторг. — Дьявол-ангел! Ангел-дьявол! — Она изобразила руками весы, поднимая их вверх и вниз. — Это история моей жизни, мисс Бомба.
Клаудия сказала:
— Должно быть, она какая-то ведьма, если она единственная, кто может спать, как раньше.
— Я не понимаю тебя, — сказала Жанетт.
Клаудия наконец-то подняла голову. Под глазами у нее были фиолетовые синяки.
— Она спит, но не в одном из этих коконов. Иди, посмотри сама. Спроси, как она это делает. Скажи ей, что если она хочет мою душу, она может ее забрать. Я просто хочу снова увидеть Майрона. Он мой сын и нуждается в своей маме.
Энджела бросила чашку с кофе, которую предлагала Клаудии, в урну, а затем повернулась к Жанетт.
— Мы собираемся на это посмотреть. — Она не стала дожидаться, пока Жанетт согласится.
Когда Жанетт подъехала со своим кофе-вагоном, Энджела уже держалась за решетку и заглядывала внутрь. Женщина, которую Жанетт видела мельком, когда Петерс напал на нее, теперь лежала на наре — конечности вялые, глаза закрытые, дышит равномерно. Ее темные волосы раскинулись чудным веером. Ее лицо, вблизи еще более красивое, было девственно чистым. Оно не только не покрылось паутиной, но и синяки, которые Жанетт видела ранее, исчезли. Как это было возможно?
Может быть, она и впрямь дьявол, подумала Жанетт. Или ангел, который сошел с небес, чтобы спасти нас. Только это вряд ли было возможно. Ангелы не летали в этом месте. Других, кроме Энджелы Фицрой, не было, и у неё явно не было крыльев.
— Просыпайся! — Крикнула Энджела.
— Энджела? — Она предупредительно положила руку на плечо Энджелы. — Может быть, не надо…
Энджела движением плеча сбросила руку Жанетт и попыталась открыть двери камеры, но та была заперта. Энджела схватила крышку кофейника и начала бить ей по решетке, создавая дьявольский шум, из-за которого Жанетт была вынуждена закрыть уши.
— Просыпайся, сууучара! Просыпайся, и попробуй чертов кофе!
Женщина на наре открыла глаза, которые были миндалевидными и такими же темными, как и ее волосы. Она опустила ноги на пол, — какими же стройными и миловидными они были, даже в этой мешковатой обертке — и зевнула. Она протянула руки, выпятив вперед груди, по сравнению с которыми груди Клаудии явно тускнели.
— Гости! — Крикнула она.
Ее голые ноги едва касались пола, когда она бежала к решетке Она протянула через решетку руки, схватив одну из рук Энджелы, и одну из рук Жанетт. Энджела инстинктивно одернулась. Жанетт была слишком ошеломлена. Было ощущение, что какое-то мягкое электричество переходит из руки новенькой в ее собственную.
— Энджела! Я так рада, что ты здесь! Я могу говорить с крысами, но они ограниченные собеседники. Не жалуюсь, просто реальность. Каждое существо индивидуально по своим достоинствам. Насколько я понимаю, Генри Киссинджер
[191] — увлекательный собеседник, но при этом вспомните всю ту кровь, которую этот человек имеет на своих руках! Предоставьте мне выбор, и я выберу крысу — вы можете напечатать это в газете, просто убедитесь, что правильно пишете мое имя.
— Что за херню ты несешь? — Спросила Энджела.
— Ничего особенного. Извините, болтаю лишнее. Я как раз посещала мир по ту сторону. Мозги плавятся, когда я бегаю туда-сюда. А вот и Жанетт Сорли! Как Бобби, Жанетт?
— Откуда ты знаешь наши имена? — Спросила Энджела. — А как ты можешь спать, не покрываясь всем этим дерьмом?
— Я Эви. Я пришла с Дерева. Это интересное место, не так ли? Такое живое! Столько надо сделать и посмотреть!
— Бобби в порядке, — сказала Жанетт. Ощущение такое, словно она во сне… и, возможно, так и было. — Я бы хотела увидеть его еще раз, прежде чем засну…
Энджела дернула Жанетт так сильно, что она чуть не упала.
— Заткнись, Джини. Дело не в твоем мальчике. — Она протянула руки в камеру и схватила Эви за отвороты тюремной робы. — Как тебе удается засыпать и просыпаться? Скажи мне, или я причиню тебе такую боль, какую ты никогда не испытывала. Я заставлю твою пизду и твою задницу поменяться местами.
Эви громко расхохоталась.
— Это было бы медицинским чудом, не так ли? Я должна буду научиться ходить в туалет по-новому.
Энджела покрылась румянцем.
— Хочешь поиграть со мной? Ты этого хочешь? Ты думаешь, что только потому, что ты в камере, я не смогу до тебя добраться?
Эви посмотрела на её руки. Только посмотрела. Энджела вскрикнула и отшатнулась. Ее пальцы стали красными.
— Меня подожгли! Эта сука как-то подожгла меня!
Эви повернулась к Жанетт. Она улыбалась, но Жанетт думала, что в этих темных глазах таится печаль и хорошее чувство юмора.
— Проблема сложнее, чем она может показаться вначале — я это понимаю. Я это знаю. Есть феминистки, которые любят говорить, что все мировые проблемы происходят от мужчин. От их врожденной агрессивности. У них есть мнение, что женщина никогда не начнет войну — хотя, поверьте мне, некоторые войны определенно начинались из-за них — но так же есть множество плохих женщин, хуже, чем те, с причиндалами. Я не буду этого отрицать.
— Что за дерьмо ты несешь?
Она оглянулась на Энджелу.
— Доктор Норкросс подозревает тебя, Энджела. Это я о том домовладельце, которого ты убила в Чарльстоне, если что.
— Я никого не убивала! — Но при этом лицо Энджелы явно побледнело, и она сделала шаг назад, натыкаясь на кофе-вагон. Ее покрасневшие руки были прижаты к груди.
Эви направила взгляд на Жанетт, говоря спокойным доверительным тоном:
— Она убила пятерых мужчин. Пятерых. — И теперь она снова перевела взгляд на Энджелу. — Это какое-то время было своеобразным хобби, не так ли, Энджела? Ты автостопом держала путь в никуда, с ножом в сумочке и небольшим револьвером 32 калибра в боковом кармане той куртки из овечьей шерсти, которую ты всегда носила. Но ведь это еще не все, верно?
— Заткнись! Заткнись!
Удивительные глаза посмотрели на Жанетт. Ее голос был спокойный и теплый. Это был голос женщины из телевизионной рекламы, которая рассказывала своей подруге, что у нее тоже были проблемы с пятнами травы на детских штанах, и только этот новый стиральный порошок все изменил.
— Она забеременела, когда ей было семнадцать. Завернула его в большой слой одежды. Автостопом доехала до Уиллинга — она тогда еще никого не убивала, хорошее для нее было время — и сняла номер. Взяла ребенка…
