— Конечно. Это же для тебя.
— Хорошо, только давай попозже, ладно?
— Почему?
— Сейчас я хочу, чтобы ты со мной покатался.
— Ты с ума сошла, никуда я не поеду.
— Ну, пожа-а-а-алуйста, — пропела она,
Миха ей заранее сказал, что не собирается кататься. Девушка согласилась, но все же уговорила его взять напрокат коньки — будто бы без них его не пустят на каток. Он спорить не стал. И пусть кататься он действительно не хотел, но догадывался, что рано или поздно окажется на льду. Знал, что, попроси она, он не откажет; тем не менее, решил немного поупираться.
— Не, милая, я черный мужчина. Как я буду выглядеть, разъезжая по огромному куску черного льда?
— Я тоже черная. И как же я выгляжу на коньках?
— Ты выглядишь хорошо, но это, наверное, аномалия такая. К тому же ты, милая, всегда выглядишь хорошо, что бы ты ни делала.
— Лапочка. Но ты не прав, я не единственная: мне знакома целая куча черных, которые катаются на коньках.
— Да, и кто же? — спросил Миха, жестом призывая ее осмотреть публику на катке. Черные там были, но совсем немного и поодиночке.
— Хорошо, это место не показатель. На самом деле я многих знаю. Ну, к примеру, Майкл катается.
Имя Майкл показалось Михе смутно знакомым. Он явно уже слышал его раньше, но не помнил, кто это.
— А кто это — Майкл? — спросил он.
— Ну Майкл, Безупречный, — объяснила Эрика.
— Вот это да. Безупречный катается на коньках?
— Лет до пятнадцати катался.
— У тебя и фотки такие есть?
Она кивнула — конечно, мол, как иначе.
— Знаешь, ты их лучше не показывай никому.
— Почему? — спросила она с наивным интересом.
— Просто не надо.
Эрика, осознав, что они ушли от темы разговора, стала тянуть Миху на лед. Он нехотя последовал за ней.
— Эрика, ты хочешь, чтобы я шлепнулся на задницу прямо перед всеми. Я же крутой пацан, милая. На что это похоже?
— Ты не крутой, — сказала она, смеясь.
— Еще какой крутой.
— Нет уж, будь ты крутым, я бы с тобой не встречалась.
К своим двадцати одному Эрика привыкла получать знаки внимания от мужчин всех типов, от клоунов до преступников. Это стало для нее ежедневным раздражителем — выслушивать штук десять предложений — и происходило в любую погоду и независимо от того, свободный на ней был наряд или обтягивающий. Крутые обычно вели себя грубее всех, и за эти годы у нее появилось предубеждение против псевдокриминальной бравады.
— Миха, знаешь, что? — вдруг сказала она.
— Что?
— Ты катишься.
Миха посмотрел вниз и понял, что они в самом центре катка.
— Ну и что ты на это скажешь, черный мужчина?
— Твою мать, — брякнул он. И тут же потерял управление над собственными ногами и шлепнулся на лед, утянув с собой Эрику. Совсем как в детстве, когда дядя учил его кататься на велосипеде и неожиданно отпустил: Миха целый квартал проехал, думая, что дядя его сзади держит, а потом наконец оглянулся и увидел, что тот уже превратился в крохотную фигурку вдали. Сознание того, что он остался без поддержки, привело к немедленному падению. Сейчас случилось то же самое, только намного лучше: Эрика свалилась на него грудью.
Миха собирался извиниться, но и слова не мог вставить в ее хохот. Она смеялась, и свет, льющийся сверху, создавал вокруг ее лица что-то вроде нимба. На холодном льду этим жарким летом девушка была похожа на ангела, и говорила как ангел.
— Ох, я люблю тебя, Миха! — воскликнула она без всякой задней мысли.
И оба они мгновенно замолчали, поняв, что же она сказала. Они
разговаривали почти ежедневно с тех пор, как познакомились, но виделись редко — Эрика училась, а Миха был в туре вместе с Ганнибалом. Тур закончился, ее семестр тоже, и они целых три дня провели вместе. Они понимали, что их взаимное притяжение вызвано не только желанием. И пусть до настоящего момента они себе в этом не признавались, оба думали об их отношениях серьезно.
Михе необходимо было знать, подразумевала ли она именно то, что сказала, или эти слова вырвались у нее в приступе веселья.
— Ну-ка повтори, — попросил он.
Эрика облизала губы и осознала важность своего признания. Неужели она это серьезно?
— Я люблю тебя, Миха. — Слова прозвучали быстрее, чем она ответила на собственный вопрос. И как только они слетели с ее губ, она поняла, что так оно и есть. Прежде чем Миха ответил, она поцеловала его, нежно и от самого сердца.
Она целовала его, потому что не хотела слышать ответ. Скажи он, что тоже ее любит, это будет самой прекрасной фразой на свете. Но услышать нечто другое — или, что еще хуже, мертвое молчание, пока он раздумывает, как бы ее отвергнуть, — это стало бы настоящей пыткой. Счастье в неведении, так что она целовала Миху и оставалась счастливой. Но стоила ей прислушаться повнимательнее, Эрика ощутила бы любовь в его прикосновениях. Но сейчас двое влюбленных обнимались в сиреневой дымке, одни на целом свете — на холодном льду жарким летом посреди двух сотен человек, катающихся вокруг них.
26
Комната была симпатичная. Далеко не президентский номер, но вполне ничего, подходящая, а присутствие Эрики украшало ее еще больше. Девушка стояла перед Михой, возбужденная и встревоженная, стараясь не показывать свое волнение. Это был жаркий вечер того самого жаркого дня. Кондиционер здорово охлаждал комнату, но не их самих — их жар градусами было не измерить. Они оба понимали, зачем пришли сюда.
Миха смотрел на ее губы. Его правая рука нечаянно коснулась ее небольшой груди, которая казалась божественно мягкой на ощупь. Испугавшись своего желания, он отдернул руку, но Эрика снова прижала его ладонь к своей груди. Девушка выгнулась, чтобы его рука легла удобнее. Тут они оба не выдержали и бросились друг к другу.
Между поцелуями они разделись и снова обнялись, обнаженные. Не отрываясь друг от друга, влюбленные подвинулись к кровати, пока она не оказалась прямо под коленями Эрики. Легли; он сверху. Ноги Эрики тут же распахнулись, словно приглашая его. Тут Миха остановился и отодвинулся от нее. Она потянулась к нему, не желая отпускать. Но он, к ее недоумению, все-таки поднялся.
— Ты чего? — спросила она.
— Ничего, — ответил Миха. — Просто хочу посмотреть на тебя.
Он всегда восхищался ее фигурой и фантазировал о том, как Эрика будет выглядеть без одежды, и теперь не смог отказать себе в удовольствии. Ему необходимо было ее видеть. На мгновение девушка почувствовала себя экземпляром под микроскопом, ей даже захотелось прикрыться. Не то чтобы у нее были проблемы с самооценкой — она себе скорее нравилась, — но все же кое-что считала своими недостатками. Именно о них она сейчас и думала, пока Миха оглядывал ее, и жутко нервничала — слишком уж много значило его мнение.
