— Что за вещи? — спросил Томми, надеясь, что друг наконец откроется ему.
— Не могу сказать. Я хочу, но просто не могу этого сделать.
— Ладно, Без. Я не в силах тебе помочь. Не в силах. Но я решил уйти не поэтому. Я подписал этот контракт ради своего будущего.
— Не понимаю тебя, Томми. Что ты имеешь в виду, говоря про свое будущее? Я думал, у нас общее будущее и общие цели.
И тут наконец Томми прорвало, и он высказал все, что накопилось за последние месяцы, а вернее за последние годы.
— Да ладно тебе, Безупречный. Общее будущее? Нет у нас никакого общего будущего. Начиная со школы, я был у тебя на подхвате. Я готов был на все ради тебя. Я продвигал тебя.
— Ты никогда ни у кого не был на подхвате.
— Был, старик. И по правде: ты меня даже не уважаешь.
— Да иди ты к чертовой матери! Ты слишком далеко заходишь. Не понимаю, что за пургу ты сейчас гонишь, — возмутился Безупречный, и в голосе его слышались гнев и некоторое снисхождение.
— Не смей говорить со мной этим покровительственным тоном, Без! Я готов был на все ради тебя. И теперь ты меня выслушаешь. — В уголках глаз у Томми наворачивались слезы. А в словах, выражавших давно зревшие и терзавшие его мысли, слышалась неподдельная боль. Безупречный заметил все это, и его гнев утих. Глубоко вдохнув, Томми продолжал: — Ты не уважаешь меня, старик. Знаешь, ведь именно я сделал бит для твоей демозаписи. Я. А когда ты подписал контракт, ты нанял парней вроде Ноа и Элайджи и даже не подумал предложить мне что-то сочинить для тебя. Ты не дал мне ни малейшего шанса. Было бы так круто просто попробовать, пусть бы потом это даже не вошло в альбом. Просто шанс. Ты выпустил шестнадцать треков в своем альбоме, брат... шестнадцать — и даже не подумал предложить мне поучаствовать хотя бы в одном. Конечно, я не самый крутой перец в мире. Я не Безупречный. У меня нет твоих великих талантов. Но я не так уж плох, старик. И кое-что я делать умею. Ты сам это знаешь, всегда знал. И ведь я твой друг. Я, черт подери, твой друг, а ты не замечаешь меня. Тебе даже в голову не пришло дать мне поучаствовать в твоем альбоме. Твою мать, Без. Никто не просил тебя дать мне целую строфу: хватило бы и восьми строчек.
После этих слов Безупречный уже ясно видел слезы, застилавшие глаза друга. Он не мог этого вынести, не мог даже смотреть. И он отвернулся и уткнулся лицом в ладони, поставив локти на панель пульта.
Вздохнув, Томми продолжил:
— Теперь насчет нового альбома. С тобой происходит что-то серьезное, а ты не говоришь мне ни слова. Знаешь, как я узнаю теперь хоть что-то о твоей жизни? Через твои песни, старик. Мне нравятся твои новые работы, я чувствую твои мысли, когда слышу их. Но грустно, что я только с их помощью узнаю, чем и как живет теперь мой друг. Мне так хотелось, чтобы ты поговорил со мной, но ты молчишь.
— И я хотел бы поговорить, — словно самому себе пробормотал Безупречный.
Рассказать бы другу о мучительных кошмарах, терзавших его уже много месяцев. Но он чувствовал, что не в силах выразить словами, как молча ходит из угла в угол по ночам. Он боялся, что стоит ему открыть рот, и вместо слов оттуда вырвется жуткий вопль. Безупречный не мог заставить себя рассказать обо всем — не сейчас. Томми хранил молчание, почти умоляюще глядя на друга и ожидая, что тот скажет хоть слово — но не дождался. И тогда Томми продолжил:
— Ладно, я простил тебе, что так вышло с первым альбомом. Я сказал себе: он просто нервничал. Он только включился в этот бизнес и боялся все испортить. И я заверил себя, что мне и так клево: быть в компании Хеннесси и всех этих крутых рэперов, приносить им кофе и заказывать пиццу. Но пришло время для второго альбома — и ты даже не позвонил мне. Меня ни разу не пригласили в студию. Черт, да я не знал, кто работал над альбомом,пока не прочел имена на вкладыше к диску. На этот раз ты облазил полмира: ты привлек к работе ниггеров из Германии и Тимбукту, и это в то время как твой друг был рядом, но готов поспорить — ты даже не вспомнил обо мне. Это больно, старик. Это чертовски больно. Ты мой друг и я люблю тебя, но ты ни на йоту меня не уважаешь.
Его слова придавили Безупречного тяжким грузом. Как острый нож, они достали прямо до сердца. Все было правдой. Безупречный не мог вынести ее, не мог вытерпеть. Он даже смотреть на друга не мог. Если бы он повернулся и увидел слезы, набежавшие на глаза Томми, он бы сорвался.
— Ты не уважаешь меня, старик. Для тебя Томми всегда на заднем плане.
Я нужен только для того, чтобы тебя развлекать. Я примечание в твоих мемуарах. Если бы я не отважился сегодня высказать тебе все, я не попал бы и в эту главу. Ты просто прошел бы сквозь меня, не замечая, но в полной уверенности, что я здесь. Ты платишь мне сорок штук в год просто за то, чтобы я болтался с тобой повсюду. Я благодарен тебе и за это, но мне пора двигаться дальше и как-то менять свою жизнь: я не могу вечно быть твоим мальчиком на побегушках и следить, чтобы никто не клеился к Эрике. Знаешь, это просто идиотизм. Сначала это было забавно, но потом превратилось в настоящий дурдом. Я слышал о парнях, которые излишне опекают своих сестер: но у меня самого две старшие сестры, и пусть мы не всегда ладим друг с другом — однако ни я, ни мой младший братишка не ведем себя так, как ты. Это чересчур.
Сначала Безупречного трогали слова Томми. Но стоило произнести имя Эрики, и что-то в нем вновь ожесточилось. С минуту он не слышал ни слова из сказанного другом, а слеза, уже готовая скатиться по лицу, стала высыхать, уползая обратно в слезные протоки.
— Так что я заключил свой контракт, — закончил Томми. — Я пошел на это ради себя самого, потому что хочу жить своей жизнью, делать собственный выбор и писать собственные мемуары.
— Ну и отлично,— наконец произнес безупречный, все еще не отрывая лица от ладоней и не глядя на друга. — Я все понимаю. Это здорово. И я счастлив за тебя. Надеюсь, у тебя в «Регал» все получится.
— Посмотри на меня, брат!
Безупречный повернулся и взглянул в глаза другу. Томми хотел что-то добавить, но, увидев ставшее уже холодным и безразличным выражение лица Безупречного, решил, что не стоит.
— И это все? — спросил Томми.
— Все.
— Отлично.
Томми повернулся и пошел прочь. Он не хотел, чтобы все так получилось. Он ушел обиженный и разочарованный. И чувствовал себя так, словно только что отказался от друга детства — больше чем друга: кровного брата. Но он уходил из «Краун» с высоко поднятой головой: у него был контракт на запись альбома и надежды на лучшее будущее.
Когда дверь за Томми закрылась, Безупречный болезненно ощутил свое одиночество. Таким одиноким он не чувствовал себя никогда прежде. Некому теперь прикрывать его со спины и сопровождать во всех поездках. Как быть дальше? К кому обращаться за поддержкой? Он опустил голову. И тут его озарила мысль. Зачем терять друга из-за такой малости? Он решил остановить Томми.
Безупречный поднял голову и собирался встать... как вдруг его окружили эти твари. Демоны — так он их называл, — аморфные силуэты, просачивавшиеся сквозь стены и мебель. Он уже хотел закричать, но осознал, что за последнее время так часто видел их, что бояться просто глупо. Пора уже относиться к ним как к старым знакомым. Он закрыл глаза и стал серьезно обдумывать, не сошел ли с ума. Потом он открыл глаза снова — демоны исчезли. Он шумно вздохнул от облегчения, а затем взглянул на противоположную стену комнаты: он заметил небольшую трещину в штукатурке — раньше он ее ни разу не видел. Это показалось странным. Студия была совсем новой, здесь не должно быть никаких трещин. Трещина заинтриговала Безупречного. Он встал и подошел к стене, потянулся к трещине, но по необъяснимой причине не смог коснуться ее. Он ощупал стену: она была гладкой и ровной. Однако трещина была там. Он продолжал видеть ее, но теперь она поднялась выше, оставаясь все время над его рукой. Она была такой реальной и при этом неосязаемой. От непонимания и ужаса по телу поползли мурашки. Он внезапно почувствовал, что надо немедленно выбираться из комнаты. Отвернувшись от трещины, Безупречный сгреб в охапку пальто и шарф и шагнул за порог. Ни на чем не задерживая взгляд, он поторопился к лифту, спустился вниз, запрыгнул в лимузин и велел шоферу отвезти его домой. Когда машина тронулась, он вздохнул облегченно, и на какой-то момент его мысли отвлеклись от случившегося. Но затем... он повернул голову, чтобы посмотреть в окно, и замер... на стекле виднелась трещина.
