Что же случилось с витражом? Неужели дядя Джонатан ходил по дому и менял их? Вот уж странно.
Шкаф для верхней одежды тоже оказался предметом таинственным. Сначала Льюис не заметил в нем ничего необычного: самый обыкновенный шкаф высотой под два метра, с зеркалом, крючками для пальто и шляп и ящиком для резиновых сапог. Но однажды, вешая плащ, Льюис глянул в зеркало и увидел ступенчатую пирамиду Майя в густых зеленых джунглях. Он знал, что это пирамида Майя по своей коллекции слайдов, которые иногда рассматривал через очки-бинокль. Только это изображение не было двухмерным, как на слайде. Льюису казалось, что можно протянуть руку сквозь стекло и потрогать лианы. С дерева на дерево перелетела яркая красная птичка с длинным хвостом. Пирамида подрагивала в слоях жаркого воздуха. Мальчик моргнул несколько раз и снова всмотрелся в зеркало. Там отражался лишь серый непогожий день за окном.
Мальчик долго размышлял о витражах и шкафе. Может, они волшебные? Он верил в волшебство, хотя ему и говорили, что его не существует. Однажды отец целый день объяснял, что привидения – это просто рентгеновские лучи, отраженные от далеких планет. Но Льюис упорствовал в своих убеждениях; а как же лампа Аладдина на обороте карт дяди Джонатана и надпись «Общество волшебников графства Капернаум»? Он был уверен, что корень всех этих загадок – магия.
А еще Льюис был уверен, что прежде, чем приняться за тайну витражей, ему стоит разобраться с другой загадкой. Нужно выяснить, зачем дядя Джонатан каждую ночь бродит по дому с фонарем.
Пока он разузнал только, что странные события его первой ночи в Нью-Зибиди регулярно повторялись. Каждую ночь, как часы пробьют двенадцать, дядя Джонатан на цыпочках прокрадывался вниз, ходил по залам, проверял каждую комнату и запирал двери. Льюис слышал его шаги и наверху, на третьем этаже, куда дядя почти не заходил днем. Затем Джонатан снова спускался и шарил по углам, то и дело натыкаясь на мебель. Может, он боялся воров? Тогда зачем бил кулаком по стенам? Сквозь стены они пробираются редко.
Льюису было невтерпеж узнать, в чем секрет. И вот однажды, едва минула полночь, он тихо спустился с кровати на дощатый пол. Мальчик старался красться как можно тише, но слегка рассохшиеся доски все равно недовольно поскрипывали. Добраться до двери стоило ему немалых нервов. Несколько раз вытерев потные ладошки об халат, Льюис медленно повернул ручку двери. Глубоко вдохнув и выдохнув несколько раз, он шагнул в темный коридор и зажал рот рукой, чтобы не вскрикнуть: мальчишка наступил на торчащую из пола головку гвоздя. Было не больно, но Льюис боялся столбняка. Успокоившись, мальчик сделал еще один шаг, и по стеночке начал спускаться в зал на первом этаже.
Если вы подумали, что Льюис был не очень талантливым шпионом, то вы угадали: примерно раз в третий врезавшись в позолоченную картинную раму, он услышал, как дядя Джонатан зовет его из одной из дальних комнат.
– Это еще что такое, Льюис? Хватит тут играть в Шерлока Холмса! Доктор Ватсон получился бы из тебя куда лучше. Иди-ка сюда. Я в спальне с зеленым камином.
Льюис порадовался, что его покрасневшее лицо не светится в темноте. Ну, или скорее тому, что Джонатан не злится.
Мальчик двинулся по коридору и добрался до открытой двери. В темноте с фонарем в руке стоял Джонатан. Огонек плясал на каминной полке над часами, черными, как тьма, с золотыми ручками – ни дать, ни взять миниатюрный гроб.
– Доброй ночи, Льюис. Или, скорее, доброе утро. Не откажешься пройтись со мной? – голос Джонатана выдавал напряженность и волнение.
Льюис немного подумал и наконец решился спросить:
– Дядя Джонатан, что это ты делаешь?
– Останавливаю часы. Днем здорово, когда они тикают по всему дому, а вот ночью мешают мне спать. Знаешь, как это бывает, как капающая вода и… и прочее…
Продолжая тараторить, Джонатан повернул часы, просунул руку внутрь и остановил пухлый маятник. Затем знаком показал Льюису идти за ним и, нарочито бодро раскачивая фонарем, двинулся в другую комнату. Льюис шел за мужчиной в полной растерянности.
– Дядя Джонатан, а почему ты не включаешь свет?
Тот ответил не сразу. Тем же нервным тоном дядя неуверенно объяснил:
– Тут, Льюис, знаешь в чем дело… Если вот так ходить и включать-выключать свет, что скажут соседи? И подумай, какие счета придут за электричество. Сейчас ведь приходится платить за целый час, даже если только на секундочку щелкнешь выключателем.
Звучало не очень-то убедительно. Во-первых, по дяде Джонатану сложно было сказать, что его вообще когда-либо интересовало, что подумают о нем и его занятиях соседи. Если бы ему вдруг вздумалось поставить под развесистый каштан одномоторный самолет и посреди ночи, часа в три утра, поиграть на саксофоне, он именно так бы и сделал. Во-вторых, он частенько оставлял настольную лампу в кабинете включенной на всю ночь. Его мало заботили бытовые вопросы, и он вряд ли стал бы волноваться из-за счетов. Льюис, конечно, познакомился с Джонатаном всего три недели назад, но, казалось, уже успел понять, каков его дядюшка.
С другой стороны, не может же он просто так взять и заявить: «Дядя Джонатан, ты явно меня обманываешь». Так что мальчик молча пошел за родственником, в самую лучшую ванную наверху. Тут тоже был камин, из белоснежного кафеля, а на полке стояли маленькие белые пластиковые часы. Джонатан молча отключил их и пошел в следующую комнату, где остановился перед часами из красного дерева с маятником, который работал благодаря трем столбикам ртути и грузику. Затем направился в очередную комнату.
Наконец выключить осталось только древние часы в кабинете. В комнате с высоким потолком по стенам высились книжные полки. Там стояло пухлое, мешковатое коричневое кресло, которое с шипением выпускало воздух, когда в него садятся, и конечно, тут тоже располагался камин, в котором пока не потушили огонь. Часы устроились в углу около раздвижных дверей в столовую, высокие и мрачные. Затухающий огонь в камине играл бликами на тусклом латунном диске маятника. Джонатан потянулся к часам, схватил черный длинный трос. Часы остановились.
Странное путешествие по дому закончилось, и Джонатан погрузился в молчание. Казалось, он о чем-то думает. Потом дядя подошел к камину, пошевелил угли и подбросил еще одно бревнышко. Забрался поглубже в кресло и указал рукой на зеленое кресло сбоку от камина.
– Присядь-ка, Льюис. Давай побеседуем.
Льюис напугался, не отругает ли его дядя за ту нелепую слежку. Но было не похоже. Голос у Джонатана все еще был напряженным, но звучал вполне дружелюбно, да и внешне дядя совсем не казался злым. Льюис сел, наблюдая за тем, как мужчина разжигает кальян. Он был выполнен в виде испанского военного корабля, а чаша наверху – в виде вороньего гнезда на главной мачте. Само судно было заполнено водой, охлаждающей пар, а на носу галеона стоял боцман и курил трубку. Из кормы торчал шланг с черным резиновым мундштуком. Если дунуть в шланг, поднимался дым: от вороньего гнезда – густой колонной, от трубки боцмана – тоненькой струйкой. Если Джонатан случайно наливал в кальян слишком много воды, трубка у боцмана булькала и выпускала несколько пузырьков.
