– Не могу я наладить отношения с людьми, которые терпеть меня не могут и не хотят, чтобы я находилась рядом. Двойняшки разговаривают со мной, только когда звонят предупредить, что придут с друзьями и мне лучше не попадаться им на глаза. И пишут сообщение, когда можно будет выйти из комнаты.
У доктора Пэриш есть одна особенность: она никогда не теряет самообладания. Я знаю, что расстраиваю ее, но она всегда искренне сопереживает мне (или по крайней мере производит такое впечатление).
– Я уверена, ты просто неверно трактуешь их намерения. Возможно, сообщая тебе, что приведут друзей, они пытаются включить тебя в свою компанию.
Я усмехнулась. Доктор Пэриш вроде неглупая женщина, но, пожалуй, немного перебарщивает с оптимизмом.
– Слово в слово цитирую вчерашние слова Анастасии: «Эй, уродина, я собираюсь прийти с друзьями, и они как бы реально боятся собак, так что будь добра, не высовывайся вечером из комнаты. Я напишу тебе, когда можно будет выйти». Вы можете назвать меня пессимисткой, но, по-моему, тут все понятно.
Доктор Пэриш прищурилась, но промолчала.
– А самое лучшее во всем этом, – продолжила я, – смех на заднем плане. То есть ее друзья были рядом, когда она звонила. Она специально ждала, пока соберутся зрители.
– Ты говорила с родителями о поведении своей сестры?
Я снова горько усмехнулась:
– Она позволяет себе и более резкие вещи в присутствии отца и Дженнифер. А они лишь нервно посмеиваются в духе «О, как мило, девочки шутят друг над другом». Они никогда ничего не скажут. Просто не хотят ничего видеть. Этим девчонкам всегда Аают, что они хотят, и позволяют вести себя как угодно. Джульетта хотя бы делает вид, что меня не существует, а вот Анастасия – просто испорченная и избалованная принцесса. Я ни за что не подружилась бы с ней, даже если бы она дала мне такую возможность. Никому бы не посоветовала общаться с таким человеком. Классическая «дрянная девчонка» – как в кино.
Доктор Пэриш вздохнула, отложила ручку, которой всегда делала пометки во время наших встреч, и сняла очки, чтобы протереть глаза. Она явно устала обсуждать одно и то же по сто раз, поэтому решила сменить тему:
– Давай поговорим немного о твоей попытке самоубийства.
Я издала жалобный стон и одернула рукава рубашки. Все мое тело было покрыто шрамами, но эти, на запястьях, отличались от остальных. Моих рук дело. В тот момент я приняла решение, о котором действительно жалею. И мне правда очень стыдно за этот шаг.
– Это было ошибкой, – прошептала я. – Я же не всерьез!
– Я читала отчет, Элла, и уже работала с неудавшимися самоубийцами. Если бы у тебя под рукой оказалось что-нибудь более подходящее, чем нож для мяса, попытка увенчалась бы успехом. У тебя и так почти получилось. Так что на шутку это как-то не похоже.
– Ну хорошо, может, я и собиралась сделать это всерьез тогда, но я же ничего не соображала. Это был действительно очень мрачный период, а теперь мне гораздо лучше!
Доктор Пэриш, по-видимому, не верила мне.
– Я снова могу ходить! Учусь писать поврежденной рукой! Врачи в Бостоне говорили, что это невозможно. Поверьте, я не стала бы так напрягаться и проходить через столько мучений, чтобы заново научиться всему, если бы по-прежнему хотела свести счеты с жизнью. Да, после аварии я была не в себе, но я больше не хочу умирать! Почему мне никто не верит?
Доктор Пэриш встала из-за стола и протянула мне коробку с салфетками. Я неохотно взяла пару штук, и она села рядом со мной.
– Я верю тебе, Элла, – сказала доктор Пэриш. – Знаю, ты проделала большой путь после тех тяжелых дней, но тебе предстоит еще много работы. Пойми, пожалуйста: пока твоя жизнь не устаканится, тебе лучше побыть здесь. Пока ты живешь в доме своего отца – даже если тебе не очень комфортно, – за тобой по крайней мере присматривает человек, который любит тебя и желает самого лучшего.
Последняя фраза взбесила меня до дрожи.
– Вы серьезно думаете, что этот человек меня любит? Желает мне самого лучшего? Да он даже не знает меня! Пару дней назад он отправил меня учиться туда же, куда и двойняшек. Знаете, такая крутая закрытая школа из сериалов о подростковых переживаниях богатеньких деток.
– Возможно, это очень хорошая школа, Элла.
– Все может быть. Но это не значит, что мне там будет хорошо. Когда мы ездили подавать туда документы, мне показалось, что я попала на другую планету. Я всю жизнь ходила в обычную государственную школу в Бостоне. У нас там были металлоискатели на входе, а не суши-бары. В этой школе я буду белой вороной. Я даже не представляю, как общаться со сверстниками. У нас ведь нет ничего общего. Там все будут такие, как Джульетта и Анастасия. Плюс ко всему там нужно носить форму – короткую юбку и футболку поло! Это просто ад.
Доктор Пэриш тяжело вздохнула, и я попыталась аргументированно изложить свое видение ситуации, чтобы мои слова не звучали как сплошное нытье.
– В простой школе мне было бы гораздо привычнее. Там всегда есть место разнообразию. Я могла бы носить то, что хочу, а не светить своими шрамами, как в цирке уродов. В обычной школе легко затеряться в толпе. Кроме того, там могут быть и другие ребята, повторяющие год. Как вы думаете, в Академии Беверли-Хиллз кто-нибудь остается на второй год? Не говоря обо всем остальном, я буду на целый год старше всех остальных выпускников. А еще… у меня уже есть заклятый враг, пообещавший превратить мою жизнь в кошмар, если я попадусь ей на глаза.
Я замолчала в ожидании очередной реплики доктора Пэриш о том, что я неправильно понимаю слова Анастасии, но она ничего не сказала. Вернувшись к столу, она сделала несколько пометок в блокноте.
– Ты говорила папе о своих переживаниях?
В который раз я невесело усмехнулась.
– У меня случилась мощная паническая атака, когда мы туда приехали. Я понимаю, почему вы против обучения на Аому, поэтому попросила его отдать меня в обычную школу. Привела все те же аргументы, что и сейчас. Сказала, что мне было бы легче в привычной среде, где будет меньше стресса. Буквально умоляла его услышать меня. И знаете, что он сделал? Посмеялся надо мной! Меня захлестнула самая настоящая паника. Я просила прислушаться, плакала – а он смеялся. Назвал мои слова смехотворными и сказал, что мне там понравится. А под конец добавил, что ни одна его дочь не будет учиться в обычной школе, пока он может обеспечить ей лучшее образование.
Типичный сеанс психотерапии: я снова реву и тянусь за салфеткой.
– Этот человек не может желать мне лучшего, так как он не имеет ни малейшего понятия, что для меня лучше. Он не знает ничего ни обо мне, ни о моих потребностях. Он просто сноб, вынужденный возиться с искалеченной девчонкой из своего прошлого, о котором он хотел бы забыть. Я – его скелет в шкафу. Он гораздо больше боится потерять лицо перед своими друзьями, чем думает обо мне.
