– Прошу меня извинить, – сказал он, отставив бутылку на стол. – Здесь как-то душно.
Он быстро протиснулся сквозь толпу гостей и вышел во двор. Там никого не было, доносились лишь звуки музыки и голоса.
Алешандру не сразу заметил Сесили. Она стояла у ограды, положив руки на перекладину, и смотрела на усыпанное звездами небо. Неслышно ступая, он подошел и встал рядом, тоже положив локти на ограду.
Она подняла на него глаза, в которых отразились смятение и волнение.
– Сбежали от своих фанаток?
Он пропустил мимо колкость и спросил:
– Скажите, что случилось?
Она вздохнула и запустила ладонь в волосы.
– Я поссорилась с папой. Серьезно поссорилась. А потом… была перепалка с Ноксом.
– О чем?
– Я сказала ему, что у нас с ним ничего не получится. Он… он не привык принимать отказы.
– И что он сказал?
– Он разозлился. Очень.
– Пусть злится. Вы приняли решение.
– Знаю. Просто наши семьи дружат. И… – Она замолчала.
– И что?
– Он назвал меня фригидной.
Алешандру сжал пальцами ограду. Руки чесались врезать этому типу в зубы. Но тогда уж точно обнаружится, кто он на самом деле.
– Он обозлен, – прерывисто произнес Алешандру. – Забудьте о нем. А ссора с отцом? Что вы не поделили?
– Вас. – Сесили повернулась к нему. – Папа не хочет, чтобы я работала с вами. А я заявила ему, что теперь сама решаю, как мне жить и что делать.
Этого еще не хватало. Он не рассчитывал, что станет причиной раздора, когда согласился помочь ей поработать с лошадью.
– Может, не стоит спешить, – посоветовал он. – Подумайте.
Она опустила ресницы.
– У меня ощущение, что я зря потратила очень много времени.
Он покачал головой.
– Сесили, вы так молоды. Перед вами вся жизнь.
Оркестр заиграл новую мелодию, звуки, казалось, лились сквозь листья магнолии над головой. Низкий, проникновенный голос пел грустную балладу.
– Я люблю эту песню, – тихо сказала Сесили. – В ней о девушке, которая получает лишь то, чего не хочет. О том, что она проклята идти по жизни одна. – Сесили прижала кулачок к груди. – Эта песня затрагивает душу.
У него дрогнуло сердце. Он протянул руку:
– Потанцуем?
Красивые голубые глаза смотрели прямо на него. Она вложила пальцы ему в ладонь, и… вот она в его объятиях. Он понимал, что совершает ошибку.
Но как ей противостоять, как сопротивляться ее трогательной незащищенности?
Они танцевали при лунном свете, молча, двигаясь в унисон, в полном согласии, когда слова ни к чему.
Она придвинулась ближе, и приличное для танца расстояние между ними исчезло. Обольстительные формы ее стройной фигурки, шелк волос, легкое, ласкающее дыхание…
– Сесили… – пробормотал он.
– У меня не получается.
– Что не получается?
– Не замечать то, что происходит у нас с вами.
Он стиснул зубы.
– Ничего не должно происходить.
– Почему?
– Я уже объяснял.
– Вы хотите меня, – произнесла она. – По вашему лицу поняла. А тот поцелуй… я не могу его забыть. И вы тоже.
Она приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до его уха.
– Я не могу ни о чем другом думать, как о том поцелуе. О вас. Я танцевала с Ноксом, а думала о вас.
У него застучало в висках. Он сейчас скажет ей, что больше не будет никаких поцелуев. И тут раздался вкрадчивый голос:
– Так вот где лежит твой интерес. – Из тени вышел Нокс Хендерсон, попыхивая сигарой. – Если бы я знал, что ты скатишься до конюха, я бы не стал тебя добиваться и тем более церемониться.
Алешандру охватила холодная ярость. Он отстранил Сесили и шагнул к Ноксу. Стеклянный блеск в глазах Хендерсона говорил о том, что тот выпил больше, чем пару бокалов.
– По-моему, вам следует взять свои слова обратно, – спокойно произнес он.
– О, мне интересно, – приторно-сладким голосом продолжал Нокс. – Она морочит мне голову, из-за нее я принесся сюда и выясняю, что она путается с кем-то другим. Нельзя меня винить за то, что я хочу проверить, с кем же я конкурирую.
Алешандру приблизился к нему, пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
– Теперь вы проверили. Согласитесь с тем, что вы ее не интересуете, так что можете вернуться обратно.
Хендерсон поднял брови.
– Согласиться с тем, что она хочет трахаться с конюхом? Это уж слишком.
Он продолжал пыхтеть сигарой, когда Алешандру схватил его за воротник рубашки.
– Даю еще одну возможность уйти. И извиниться.
– Да ну? – Нокс ухмыльнулся.
Алешандру не ожидал получить удар в челюсть.
Как он мог не заметить! В бешенстве он занес кулак, чтобы нанести ответный удар справа, как Сесили, сдавленно вскрикнув, втиснулась между ними, и Алешандру едва успел отвести руку, чтобы не задеть ее вместо Хендерсона.
– Прекратите! Оба! Прекратите!
Сжигаемый гневом и яростью, Алешандру почти ее не слышал, и лишь страх на лице Сесили заставил его остановиться.
– Иди в зал, – приказала она Ноксу. – Сейчас же.
Нокс смотрел на нее сверху вниз, губы у него презрительно скривились.
– А знаешь, ты права. Ты ничего не стоишь.
Сесили вернулась вместе с Ноксом. Она опасалась, как бы он не выкинул еще какой-нибудь фортель. Оставив его около общих знакомых, она пошла на кухню, где взяла лед из холодильника, и выскользнула через заднюю дверь.
К жилым помещениям конюхов она шла окольным путем, чтобы ее никто не увидел. Сесили постучала в комнату Коулта. Он открыл дверь почти сразу. Челюсть у него покраснела.
– О господи, Коулт. Мне так жаль.
– Все нормально. Ничего страшного.
– Щека опухла. – Она показала на мешочек со льдом. – Сейчас приложу.
– Я сам. – Он протянул руку.
Она спрятала руку за спину.
– Позвольте мне войти и позвольте сделать это мне. Я чувствую себя виноватой.
Алешандру не сводил с нее твердого взгляда.
– Сесили, дайте мне лед. Вам не надо было ко мне приходить.
Она упрямо сжала губы.
– Впустите меня. Я только хочу убедиться, что с вами все в порядке, и тут же уйду.
Они смотрели друг другу в глаза. Наконец он отступил в сторону.
