– Меня задела Вирджиния. Она сказала, что слышала сплетни… что отборочный комитет меня, скорее всего, не утвердил бы.
– Незачем было ее слушать. Сесили, она хотела посеять в вас неуверенность. Вам ли не знать, что конкуренция идет не на жизнь, а на смерть?
– Но у нее есть связи в комитете. Что, если это правда?
– Даже если так, то вам ничего не остается, как доказать, что они ошибаются. Сосредоточьтесь на том, что можете сделать, а не на том, чего не можете. – Он выразительно изогнул бровь. – Помните, о чем мы говорили в Кентукки? Вы – хозяйка своей судьбы. И никто больше.
– Но прямо сейчас я ничего не могу доказать. Я боюсь того, чем этот год чреват для моей карьеры. Я имею в виду ребенка.
Сердце у него сжалось.
– У вашей матери были вы, а она продолжала выступать. Вы сделаете то же самое. Вы – Харгров.
Взгляд голубых глаз сделался воинственным.
– Используйте этот год, чтобы построить конюшни, наладить в них работу, – посоветовал он. – Найдите пару лошадей, чтобы подстраховать Бахуса и Дерринджера. Когда же вы вернетесь к соревнованиям, то будете сильнее, чем раньше. Так поступают победители – они извлекают пользу из неудач и заставляют неудачи играть им на руку.
– Почему вы всегда знаете, как сказать правильные вещи?
– Потому что я знаю, что такое находиться наверху и быть окруженным людьми, чья главная задача – сбросить вас. Будьте дальновидны – в этом ваша защита. Не дайте всяким Вирджиниям украсть у вас радость жизни.
Она смотрела на стакан у себя на коленке, на то, как солнце играет на гранях тонкого хрусталя.
– Вы как-то спросили меня, для кого я это делаю. Я много думала после вашего отъезда и теперь знаю – для себя. И конечно, для моей мамы, но мечта быть лучшей, эта мечта – моя, и не потому, что от меня этого ждут. Верховая езда – это то, что я есть, Алешандру. То, что я люблю. Я не могу представить, что буду заниматься чем-то еще.
– Тогда не обращайте ни на кого внимания и делайте то, что подсказывает сердце.
Она кивнула.
– То, что вы сказали о доверии… Мне трудно доверять людям из-за того, что произошло у меня раньше. Я была помолвлена, его звали Дэвис Хампден Рандолф. Мне тогда было двадцать три. Рандолфы – банкиры, и отец имел с ними дела.
– Устроенный брак?
Взгляд у нее потух, и она покачала головой.
– Я очень сильно влюбилась в Дэвиса, собиралась выйти за него и переехать в Саванну, а за пару недель до свадьбы я узнала, что у него есть любовница, с которой он не намерен расставаться. А брак со мной был ему выгоден. Смешно, но когда я вернула ему кольцо, то выяснилось, что единственный человек, кто об этом не знал, это я.
«Как похоже на моего отца».
– Простите. Представляю, что вы испытали. – Он сжал ей ладонь. – Обещаю, я никогда не оскорблю вас подобным образом. Я буду честен с вами.
Она опустила голову.
– Алешандру, каждый раз в моей жизни все мои душевные привязанности кончались болью.
Мелли, Дэвис, потеря матери, равнодушие отца… Я знаю, что нас объединяет лишь ребенок. Но мне необходимо знать: если я вам поверю, не будет ли мое доверие нарушено. И что вы тоже хотите честности.
Он пристально посмотрел на нее.
– Я предложил вам брак со мной, потому что счел, что брак будет удачен – нам вместе хорошо, и вы обладаете многими качествами, которыми я восхищаюсь в женщине. Но, Сесили, вам следует тоже поверить в наш брак. Вам необходимо опять поверить мне.
– Я стараюсь. Но передо мной столько мин, которые вот-вот взорвутся. – Она выразительно на него взглянула. – Есть ли что-то еще, что мне следует знать? Скажите сейчас, чтобы не было поздно.
Он провел пальцем по ее щеке и вкрадчивым голосом произнес:
– Через двадцать минут я встречаюсь в тире с Антонио, так что у вас до вечера есть время отдохнуть и подобрать соблазнительное платье. – И добавил: – Потому что мы, querida, закончим то, на чем остановились вчера.
У нее широко раскрылись глаза. Алешандру не устоял перед искушающей прелестью ее губ и прижался к ним губами, шепча:
– И если Ставрос ворвется в дверь, то, клянусь, я его придушу.
Глава 10
Сесили не помнила, когда так сильно нервничала. Пока Алешандру принимал душ и брился после стрельбы в тире с Антонио, она трижды меняла платья, и все равно ей казалось, что она надела на себя не то.
Облегающее платье с глубоким вырезом было цвета розового шампанского и подчеркивало тонкую талию и округлые бедра. Ну просто Мэрилин Монро. Сесили купила это платье на прошлой неделе на Мэдисон-авеню. Соблазнительное, как просил Алешандру, но не слишком ли?
– О боже, – пробормотала Калли, когда увидела ее в шатре. – Вы словно ангел. Но очень уж заманчивый. Алешандру наверняка лишился дара речи.
Сесили посмотрела на своего жениха – он разговаривал с Себастьеном и Антонио и выглядел великолепно в черном смокинге, с гладко зачесанными темными волосами. Как не потерять голову, когда в этом мужчине столько обаяния?
Они сидели за обедом в красиво украшенном шатре вместе с хозяином и хозяйкой дома, а также со Ставросом, Калли, Антонио и Сейди. На столах, накрытых белыми скатертями, горели свечи и стояли букеты свежих роз. Весь вечер Сесили чувствовала на себе глаза Алешандру. И руки тоже.
Она боялась, что не выдержит напряжения, особенно когда начались танцы. Танцы начали Себастьен и Моника. Англичанин с женой видели только друг друга, их любовь очевидна. И Сесили спрашивала себя: «Если Себастьен, когда-то закоренелый холостяк, как и Алешандру. если верить Монике, настолько изменился с правильно выбранной женщиной, то смог бы измениться Алешандру?»
Тут Алешандру прервал ее мысли, взял за руку и повел танцевать.
Сердце громко и часто застучало, когда она оказалась в его плотных объятиях. Их пальцы сплелись, а голова упиралась ему в подбородок.
Она вспомнила тот вечер в Кентукки: он обнимает ее, над ними звездное небо.
Сесили слышала ровный стук его сердца. Она вздохнула.
Алешандру чуть отодвинулся, черные глаза весело блестели.
– Вы в порядке, querida?
– Да. Вполне.
– В прошлый раз вы обольстили меня. Разве не честно, если теперь будет наоборот?
– Я обольстила вас… это действительно так. Но тогда я не представляла, что делаю.
– А сейчас?
– Понятия не имею.
– Да нет, – мягко заметил он. – Вы знаете, что это правильно. К чему так волноваться, ангел мой?
– Тогда это было… волшебство, – прошептала она.
Его руки крепко сжали ей талию, глаза подернулись дымкой. Он приблизил губы к ее уху.
