– Нет, подожди!
Ванда удержала Марию за рукав, потом тяжело вздохнула.
– Я совершенно не хочу возвращаться в логово ко львам. Почему бы нам прямо сейчас не отправиться в бар на углу, прежде чем нас сожрут живьем? Я приглашаю вас!
С вымученным весельем она подхватила под руки Марию и Гарольда, так что им ничего другого не оставалось, как подчиниться ей.
Гарольд сжал руку Ванды.
– Дорогая, я тебя предупреждаю: если ты снова закажешь этот ужасный анисовый ликер, который тебе так нравится, то я предпочту выслушать гневные речи твоей матери!
– Не переживай, сейчас у меня настроение для водки! – ответила Ванда.
У нее так пересохло в горле, что лучше ей было заказать большой бокал вина.
– Водка? Теперь я узнаю́ нашу малышку! – ответила Мария. – Все равно в конце вечера гости будут пьяны. И что тогда на это скажет твоя мать, я даже думать не хочу.
Ванда только слегка пожала плечами.
– Некоторые вещи просто легче воспринимать, когда ты нетрезв.
Мария хихикнула.
– Теперь ты говоришь, прямо как твой отец. Он всегда так говорил после скандала с Рут.
– Отец? Как это? – обернулась Ванда, нахмурившись. – Он ведь вообще не пьет водки…
Глава тринадцатая
– Я… я просто хотела сказать…
Мария смотрела куда-то в конец коридора. В ужасе она заметила, что к ним с мрачным лицом приближается Рут.
– Лев покинул свое логово, – пробормотала Ванда, в тот же миг тоже увидев мать. Она отпустила руку Марии.
– Итак, что ты только что сказала? – спросила она.
Ванда полагала, что лучшая защита – это нападение, поэтому она решила воспользоваться странным замечанием Марии в качестве отвлекающего маневра. Она подумала: если игнорировать льва, то он не зарычит.
– Я что-то не могу припомнить, чтобы отец прикладывался к водке, когда ссорился с матерью. Они ведь всегда жили душа в душу. Правда, мама?
– Кто-нибудь может объяснить, о чем идет речь? – спросила Рут. Правый глаз ее слегка дернулся: первый вестник надвигающейся мигрени.
– Да так, ни о чем! – отмахнулась Мария. – Ты не проводишь меня в зал? Я просто изнываю от жажды и хочу выпить бокал шампанского…
– Ну правда, тетя Мария! Ты же не можешь выставить отца пьяницей и оставить все как есть! – постаралась состроить наивную мину Ванда. – Или, возможно, есть вещи, касающиеся моего отца, которые мне не следовало бы знать? – произнесла девушка наигранно укоризненным тоном.
– Мария? – ресницы Рут беспокойно затрепетали. Накрашенные румянами щеки внезапно побледнели. – Что… что ты ей рассказала?
«Как изменился вдруг голос матери, стал таким дребезжащим! И, кажется, она совершенно забыла о злобе ко мне». В животе у Ванды проснулось странное чувство.
Гарольд снова зашептал:
– Ванда, дорогая, я предлагаю закончить этот разговор. Пойдем танцевать.
Он галантно протянул руку. В его глазах читалась просьба: «Только не надо провоцировать еще больше злости».
Ванда лишь зыркнула на него.
– Ну правда! Я ведь могу попросить ответа на свой вежливый вопрос. Мне уже надоело, что вы все не воспринимаете меня всерьез. Я хоть и молодая, но неглупая!
– Ты, видимо, не знаешь, что родителей не стоит расспрашивать о грехах молодости ни при каких обстоятельствах, – ответил Гарольд.
Его добродушная улыбка вдруг рассердила Ванду. Нигде никого не зацепи, нигде никого не разозли – в этом весь Гарольд! Хоть бы для разнообразия мог встать на ее сторону! Ну и пожалуйста, она сама может всего добиться!
– Грехи молодости… – процедила она сквозь зубы.
– Что за ерунда! – резко рассмеялась Мария. – У нас в Лауше и времени не было для каких-то грехов, мы стали взрослыми быстрее, чем… нам бы того хотелось, не так ли, Рут?
Ванда испуганно заметила, что мать бросила на Марию просто убийственный взгляд.
«Оставь все как есть. Бери Марию под руку и делай вид, что она ничего не говорила», – шептал ей внутренний голос.
«Но почему? – одновременно возмущался другой голос. – Делать так, словно ничего не произошло, значит копировать маму!»
Ванда переводила глаза с матери на тетку. У девушки появилось ощущение, что она одновременно и зритель, и актер в какой-то пьесе, которая вот-вот достигнет кульминации. Все заняли свои места и ждали следующей реплики. От нее? Вдруг ей показалось, что любое слово или жест стали иметь громадное значение.
Почему мать смотрела так, словно ее застали за кражей столового серебра?
Почему Мария выглядела так, словно готова была сквозь землю провалиться?
Она ведь хотела всего лишь отвлечь внимание от неудавшегося танцевального номера…
Отец – пьяница? Никогда и ни за что. Тут попахивало скандалом, и еще каким скандалом!
«…повзрослели быстрее, чем нам того хотелось?»
Ванда медленно, словно кукла на шарнирах, развернулась к Марии. Казалось, она желала продлить этот момент как можно дольше.
– Мария… а может, ты вообще говорила не… о Стивене Майлзе? – Голос девушки прозвучал чуть слышно.
Никто ничего не ответил.
В горле у Ванды встал ком, во рту так пересохло, что язык прилип к нёбу.
– Почему… почему вы вдруг стали так странно себя вести? Мама! Мария?.. Что?
Рут смотрела в одну точку перед собой, а Мария замерла, превратившись в соляной столб. Обе, казалось, разучились говорить и двигаться.
У Ванды закружилась голова. Неужели она могла сейчас ясно прочесть мысли Марии и матери?
– Стивен… не мой… отец? Мама, скажи, что это неправда!
– Это все жара, синьор граф! Жара… – Мужчина жалобно показывал в сторону улицы.
Франко ходил взад и вперед по дощатому бараку, служившему бюро. Пять шагов от письменного стола к стеллажам с папками и обратно.
– То, что жарко, я и сам знаю! – Он резко остановился. – Почему ты не приказал позвать меня? Мы бы могли раньше начать разгрузку!
– Но, синьор де Лукка! Вы же сами отдали распоряжение разгружать, только когда заступят на службу нужные работники таможни…
Франко вновь заходил взад и вперед. Проклятье, этот человек прав!
– Но ведь все в очередной раз закончилось хорошо, – прорычал он. Собственно, все прошло еще быстрее, чем в последний рейс: один парень уже довольно измотался. А тут этот дед! Переживет ли он ночь вообще…
Мужчина вздохнул.
– Теперь, когда товар разгружен, есть ли еще какая-нибудь работа? То есть будут ли у синьора какие-нибудь особые пожелания?
