3. Неуютности модерна
[91]
Куда ни брошу взор, повсюду лишь тщета.
Один храмину строил, другой назавтра снес.
Приставлен будет к стаду послушный верный пес
Там, где растут сегодня большие города.
Сгниет все, где доныне сияет красота.
Судьба вельможи та же: могила, прах, навоз.
Нет ничего, что б ветер в безвестность не унес.
И баловню фортуны вдруг стон кривит уста.
Андреас Грифиус (1616–1674)
На протяжении всей истории цивилизации человек стремился к звездам, и вместе с тем его не покидало ощущение бренности, ничтожности, бессмысленности существования. Стремление к «быстрее, выше, дальше» изначально сопровождалось жутковатым предчувствием, что это плохо кончится. В ветхозаветной истории о строительстве Вавилонской башни Господь наказывает людей за их самонадеянное желание построить город и башню «высотою до небес» тем, что смешивает их языки, «так чтобы один не понимал речи другого». Людям пришлось отступиться, они рассеялись по Земле. Остались лишь руины — печальный памятник человеческой гордыне. Эта история стоит в одном ряду с другими, где рассказывается о тяжкой каре за проступки. Бог насылает потоп на грешное, отступившее от Него человечество; серой и огнем истребляет за беззакония Содом и Гоморру. Не только христианство трактует гибель цивилизаций от наводнений и пожаров как наказание за гордыню и неумеренность. В той или иной форме сказания о всемирном потопе существуют во всех мировых религиях. К этой праистории примыкают апокалиптические видения о последствиях изменения климата. Имитационная модель Межправительственной группы экспертов по изменению климата основывается на эмпирических данных и научно подтвержденных гипотезах о взаимодействии концентрации парниковых газов, изменения климата, уровня Мирового океана, погодных явлений и т. д. Относить подобные расчеты к разряду мифологии было бы легкомысленно. Но попытки объяснять изменение климата неумеренностью современной цивилизации — это не столько наука, сколько современная трактовка древних преданий о гибели человечества от огня и воды в наказание за греховную жизнь.
Слишком высоко захотел взлететь и Икар. Напомним эту поучительную историю из греческой мифологии: Дедал, снискавший славу блистательного изобретателя, инженера, строителя и художника, получил от критского царя Миноса задание построить лабиринт. Царь хотел заточить туда Минотавра — чудовище, получеловека-полубыка, плод мезальянса царицы с быком. Надо сказать, что Дедал стал автором изобретения, которое предшествовало появлению Минотавра на свет: именно он смастерил деревянную корову, куда забиралась Пасифая для утоления своей предосудительной страсти. Но этого мало. Дедал додумался до того, что выход из лабиринта сможет найти лишь тот, кто всю дорогу к чудовищу станет разматывать клубок нитей. При помощи этой уловки сын афинского царя Тезей сумел убить Минотавра и сбежать. В наказание Минос сослал вероломного изобретателя вместе с сыном на остров Крит. Побег по морю был невозможен. И хитроумцу пришло в голову перелететь птицей. Он сделал искусственные крылья, воском прикрепив перья к легкому остову. Прежде чем пуститься в путь, Дедал строго-настрого наказал сыну не подниматься слишком высоко и не опускаться слишком низко: нельзя было приближаться ни к солнцу, ни к морской воде. Но случилось то, что должно было случиться: опьяненный ощущением полета, Икар потерял голову и взлетел слишком высоко, к солнцу. Воск на крыльях растаял, перья осыпались, и легкомысленный Икар упал в море. Мораль этой истории очевидна: Икар пал жертвой своей гордыни. Приближаться к солнцу земным существам непозволительно: в античном мире оно считалось обителью богов. Однако неудача не погасила мечту о полете. Если бы самоуверенный Икар прислушался к советам отца, приключение завершилось бы благополучно. Из этого сказания напрашивается еще один вывод: подражая природе, человек при помощи техники может расширить свои возможности и перешагнуть поставленные ему природой границы. При условии, что не будет слишком самоуверен.
Амбивалентность дерзания и страха, прогресса и опасностей, которые подстерегают человека, позарившегося на обитель богов, прочитывается и в легенде о Прометее. Прометей (в переводе «предвидящий») одаривает людей божественными способностями: он передает им мудрость Афины, мастерство Гефеста, обучает их технике ремесел, чтобы они могли противостоять капризам природы. Но главное, возвращает людям огонь, отнятый у них Зевсом в наказание за обман богов. Месть владыки страшна. Зевс посылает к людям Пандору, «всеодаренную», дав ей ящик, в котором помещены всевозможные бедствия. Не послушавшись своего брата Прометея, Эпиметей принял дар богов. С тех пор уделом человечества стали страдания, лихорадка и ранняя смерть. И только надежда, последний дар, осталась в ящике, поскольку Пандора успела его закрыть. Несложно увидеть в этой легенде предупреждение о том, что с каждой новой технологией, с каждым новым открытием, с каждым новым вторжением в божественную сферу мир будет поражать новое бедствие. С каждым изобретением, с каждым новым шагом в деле покорения природы, как, например, овладение огнем, человечество постепенно отдаляется от естественного состояния. Оно научилось тому, что прежде умели только боги: летать со скоростью звука, общаться друг с другом, невзирая на расстояния, производить свет («Да будет свет»), разворачивать реки вспять, двигать горы, низводить на врагов громы и молнии
[92]. Все эти завоевания имеют и оборотную сторону: они могут принести человеку страдания и страх. Прометей, которого молодой Маркс воспел как «благороднейшего святого и мученика философских святцев», олицетворяет непокорность богам. Он не подчиняется природно-божественному порядку вещей, а наделяет людей новыми способностями, благодаря которым они становятся субъектами собственной истории. За эту самонадеянность ему пришлось жестоко поплатиться: Зевс велел приковать Прометея к скале, где он томился без сна, еды и питья. Но этого мало, каждый день к нему прилетал орел и выклевывал печень, которая всякий раз отрастала снова, чтобы мука длилась бесконечно. Вечная жизнь, говорят древние, это вечные страдания. Но разве нас это пугает?
«Фауст» Гёте как трагедия прогресса
О, бездна страданья
И море тоски!
Чудесное зданье
Разбито в куски.
Каждая эпоха берет из бессмертной поэмы Гёте свое. Мы, имея перед внутренним взором ужасы в прошлом и возможные кошмары в будущем, трактуем «Фауста» как «беспримерную трагедию прогресса современного человека»
[94]. Гёте и в самом деле с пугающей ясностью увидел теневые стороны капиталистического Модерна: спекуляции и финансовые кризисы, войны и гибель природы, алчность и насилие. Не обошел он и «велоциферическое»
[95] проклятие гонки на последнем издыхании, действие химических любовных наркотиков, создание человека из пробирки. Далек от гармонии и внутренний мир, обладателя которого кидает от депрессии к мании величия. Не зная ни покоя, ни отдыха, Фауст штурмует все новые высоты, беззастенчиво стремясь к достижению своих целей. Дух его беспрестанно рвется вперед, и потому «от радостей земли он ежечасно срывается куда-то впопыхах». Если в первой части, где рассказана трагедия Гретхен, Фауст тоскует по высшему земному счастью в любви, то во второй части его томят совершенно другие влечения: «Мои желанья — власть, собственность, преобладанье». Он становится прототипом предпринимателя, талант которого состоит в умении направить усердие работников на достижение собственных целей.
