• Биомимикрия, т. е. создание продукции и организация технологических процессов по природным принципам. Распространенный пример — застежка-липучка, созданная по принципу репейника. Родственные понятия — биомиметика и бионика (в дальнейшем будет использоваться последнее), имеющие отношение не только к новой продукции и производственным способам, но и к новым, симбиотическим отношениям между техникой и природой.
Во всех этих сферах уже можно говорить о появлении радикальных инноваций.
Зеленая промышленная революция началась. Важно облегчить ей путь политическими решениями и завоевать юных приверженцев. Для этого нужно научиться за десятками тысяч отдельных инноваций видеть общую картину.
Революция эффективности: мосты в солярную эру
Революция эффективности означает производство большего из меньшего, т. е. многократное увеличение энергоотдачи от каждой тонны нефти, меди, боксита, руды, от каждого киловатта электричества: больше богатства из меньшего объема исходного материала. Это продлевает срок пользования дефицитными ресурсами и дает время для возникновения прорывных инноваций, позволяющих заменить ископаемое топливо. Для Эрнста Ульриха фон Вайцзеккера повышение продуктивности ресурсов означает «мелодию нового технического прогресса, который влечет за собой новый большой цикл роста». До сих пор история промышленности была историей роста производительности труда. За 200 лет она выросла почти в 20 раз. В 1950-е гг. (а в США даже чуть раньше) это развитие значительно ускорилось. Без параллельного роста ВВП невиданный рост производительности труда породил бы непрерывно пополняющуюся армию «лишних людей», которым нет применения. Подобные опасения возникали всякий раз, когда старая техника вытесняла новую. Так, появление механического ткацкого станка и фабричная организация текстильного производства «освободили» множество ткачей, которые раньше работали на дому и, таким образом, потеряли заработок. Герхарт Гауптман бесподобно передал эту реальную драму в пьесе «Ткачи». Не менее мрачные предсказания, касающиеся роста безработицы, сопровождали и успехи компьютерной техники. Но вместо этого появление новых товаров, различных видов услуг, отраслей экономики потребовало больше рабочей силы, увеличивая в долгосрочной перспективе реальные заработки.
Если нам недостает квалифицированной рабочей силы, то в густонаселенных странах слишком мало возможностей для заработка. Для огромных регионов рабочая сила еще долго не будет проблемой — в отличие от природных ресурсов, таких как пахотные земли и пресная вода. По оценке Международной организации труда (МОТ), на Земле, если брать за основу полную занятость населения, не хватает около 800 млн рабочих мест. Одновременно обостряется и глобальный кризис ресурсов. Поэтому все говорит о том, что необходимо нацелить динамику технических инноваций на повышение продуктивности ресурсов. Вместо того чтобы бороться за увеличение объема продукции за час рабочего времени, намного важнее повышать отдачу каждого кубического метра газа, киловатт-часа электричества, тонны руды или боксита, гектара земли и кубометра воды. Это означает в полном смысле «изменить направление технического прогресса: продуктивность ресурсов должна стать лейтмотивом нашего времени»
[131].
Экскурс: эффект рикошета
Тот, кто вслед за Вайцзеккером и Ловинсами мечтает многократно уменьшить ресурсоемкость по принципу «в два раза меньше природопользования — в два раза больше богатства», должен быть готов к упрекам в том, что он, мол, витает в облаках. Ключевое понятие в данном случае — эффект рикошета. Его употребляют, когда хотят показать, что повышение эффективности может повлечь за собой рост потребления. Первым это явление описал британский экономист и философ Уильям Стенли Джевонс в труде 1865 г. «Угольный вопрос»: «Полагать, что экономное пользование топливом сопровождается меньшим потреблением, есть полнейшая путаница в понятиях. На самом деле все наоборот»
[132]. Если, к примеру, благодаря более совершенным технологиям электростанции потребляют меньше угля, производственные расходы снижаются. Спрос на электричество растет. Это в свою очередь подстегивает строительство новых угольных ТЭС. В результате потребление угля растет. Менее энергоемкие моторы, возможно, станут стимулом для многих чаще садиться за руль. Это непосредственный эффект рикошета. Но он, как хамелеон, способен менять окраску. Если, предположим, частные домохозяйства благодаря более эффективному оборудованию и теплоизоляции потребляют меньше отопительной энергии, они могут потратить сэкономленные деньги на иные цели. И тогда на другом участке энергопотребление повысится. Кроме того, для производства конденсационных котлов и изоляционных материалов также требуется энергия и сырье
[133].
Вроде бы неразрешимая дилемма, не правда ли? К тому и клонят: как ни снижай нагрузку на окружающую среду, внедряя все более эффективное оборудование, рост потребления сожрет сэкономленные средства. Так что решением служит лишь полная остановка машины роста. Чтобы наконец снизился спрос на энерго- и ресурсоемкую продукцию, должен сократиться и национальный доход. Но у этого неопровержимого аргумента сразу несколько изъянов. Эффект рикошета еще потому так популярен, что его трудно подтвердить цифрами. Взаимозависимость цен и спроса не линейна (экономисты называют это гибкостью цен). Если, например, цены на отопление понижаются, большинство людей все равно не прогревает свои жилые помещения до 25 °C. Понижение цен на экологически чистые энергоносители может привести к их внедрению, что дает положительный эффект. Например, в США газ в настоящее время довольно активно вытесняет уголь, следовательно, понижаются выбросы CO2. То же самое касается солнечной и ветровой энергии, эффективность которой неуклонно повышается. В итоге в нашем распоряжении целый набор инструментов, чтобы погасить эффект рикошета. Налоги на ресурсы можно распределить так, что они будут компенсировать понижение цен и тем самым противодействовать повышению спроса. Ограничение скорости на улицах города понижает расход бензина вне зависимости от его стоимости. Неуклонно повышающиеся стандарты эффективности автомобилей, электронных приборов или зданий поддерживают высокий инновационный темп. Что касается защиты климата, то здесь повышение выбросов вследствие экономии на эффективности оборудования сдерживают действующие в Евросоюзе ограничения на выбросы CO2 для ТЭС и промышленных предприятий.
Тому, кто желает полностью исключить эффект рикошета, придется компенсировать каждый сэкономленный на эффективности евро, лишая национальную экономику возможности этот самый евро израсходовать, что приведет к торможению любой экономической динамики. Понижение доходов и сокращение инвестиций тормозят инновации. Революция эффективности, вместо того чтобы ускориться, начнет буксовать. Как раз пример Германии четко демонстрирует, что абсолютный разрыв промышленного производства и природопользования вполне возможен. Это касается в первую очередь важнейших субсистем, таких как почва, воздух, вода, лес, качество которых по сравнению с 1970-ми гг. значительно улучшилось. Но не забудем и о выбросах CO2. А ведь использование возобновляемых источников энергии только набирает силу, и с точки зрения энергоэффективности санация зданий, средства путей сообщения еще отстают. Крупных инновационных рывков здесь еще не было.
