— Сейчас вас отпустят на волю. Я подписала указ о помиловании тех, кто по недомыслию участвовал в мятеже. Вы свободны.
Загремели цепи. Стражники расковывали заключённых, которые не верили в свою удачу и топтались на месте, не в силах сделать ни шагу. Но постепенно восторженные крики толпы проникли в их сознание: королева отменяет приговор суда, казни не будет. Они присоединялись к радостным возгласам, благословляя Марию и искренне желая ей долгих лет царствования. Им уже совсем было невдомёк, зачем они выступали против неё. И если к кому-то из тех шестисот человек, что выпустили на свободу в тот день, задали бы вопрос, почему они принимали участие в мятеже, то ответа бы не получили. Никто больше не видел в её намерении выйти замуж за испанского принца никакой беды. Протестанты поняли, что королева преследовать их не собирается, и приветствовали её так же искренне, как все остальные...
Но на Елизавету милость сестры не распространялась. Мария прислушивалась к мнению членов Тайного совета, которые настойчиво твердили о том, что принцесса представляет угрозу для престола. В Совете не осталось протестантов: даже если они не участвовали непосредственно в заговоре, то предпочитали принять католичество, чтобы не навлекать на свою голову лишних подозрений. Поэтому сторонников у Елизаветы там не осталось.
Но всё же королева колебалась.
— Нам следует дождаться ареста Уайетта, — объясняла она своё нежелание отправлять Елизавету в Тауэр, — если и он будет утверждать, что Елизавета не участвовала в заговоре, то её придётся отпустить.
Главный предводитель мятежников пока успешно скрывался от преследователей. Сбежав тут же, когда он понял, что проигрывает, Уайетт успел выиграть время и удрать из Лондона.
— Почему они не оставят вас в покое? — удивлялся Фредерико, — очевидно, что ваше высочество не поддерживали мятеж!
— Сейчас дело уже не в этом, — Елизавета печально покачала головой, — Марию убедили в том, что я опасна сама по себе. Одним своим существованием угрожаю спокойствию в стране. Постоянно кто-то будет хотеть усадить меня на трон, чтобы сместить с него Марию. Боюсь, моя судьба предрешена.
Сестра предлагает мне отправиться в монастырь. Тогда ей не придётся меня казнить.
— Вы согласились? — Фредерико ужаснула эта мысль.
— Нет! — твёрдо ответила Елизавета. — И монастырь мне подобрали не где-нибудь, а в Испании. Но меня ничто не заставит покинуть Англию. Пока я являюсь единственной законной наследницей престола, я обязана оставаться здесь.
Фредерико в который раз удивился мужеству и выдержке, которые проявляла Елизавета. Казалось, её ничто не может сломить. Она явно была сильнее сестры. Мария постоянно проявляла неуверенность в себе и своих поступках. Королева с нетерпением ждала приезда принца, чтобы иметь возможность советоваться с мужем по всем вопросам, которые её волновали. Перед лицом опасности Мария проявляла характер, понимая, что защитить её некому. Но в остальных ситуациях была нерешительна.
Постоянная подозрительность только усилилась после подавления мятежа. Теперь Мария видела врагов везде. Даже отпустив на волю большую часть заключённых, она не была уверена, что поступила правильно. И главной подозреваемой оставалась Елизавета...
3
В середине марта её всё-таки посадили в Тауэр. Фредерико с трудом мог поверить в происходящее. Елизавету и весь её небольшой двор отвезли в зловещую тюрьму, ничего не объяснив и не дав поговорить с королевой. Так принцесса снова попала туда, где когда-то недолго уже бывала. В то время ей было всего два года, но Елизавете казалось, она помнит о пребывании в тюрьме всё.
— Ваше высочество, вы понимаете, что лучше признаться в намерении сместить с трона королеву Марию, чем продолжать упираться? — допрос попросили провести члена Тайного совета, ярого католика герцога Сомерсета.
— Мне не в чем признаваться. Я чту английскую королеву и никогда не имела желания её свергнуть, — пребывание в Тауэре Елизавету не сломило, и она не собиралась признаваться в том, чего не делала.
— У нас есть доказательства, — герцог сделал паузу. Принцесса молчала. — Неопровержимые доказательства вашей связи с теми, кто стоял во главе мятежа, Томасом Уайеттом и Джеймсом Крофтом. Последний приезжал к вам в Эшридж прямо накануне мятежа. Вы же не будете это отрицать, ваше высочество? — герцог сощурил глаза, застыв в ожидании. Ему надоели бесконечные беседы с Елизаветой, с ледяным спокойствием отвергавшей все обвинения в свой адрес.
— Да, Крофт приезжал во дворец, — кивнула принцесса, — и был отправлен восвояси. Я сказала ему то же, что и вам: я не буду принимать участие в мятеже.
— Вы получали от мятежников письма, — упорствовал герцог, — в любом случае вы потакали их намерениям. Они пользовались вашим расположением и использовали ваше имя в своих целях.
— Я не могу препятствовать людям использовать моё имя. Это не в моих силах. Ни на одно письмо я не ответила. Но и запретить мне их присылать я не могла. Моим расположением, как вы выразились, они не пользовались.
Герцог приходил в Тауэр каждый день. Мария надеялась выбить из сестры признания, сломив её волю, и заставить, как она считала, наконец говорить правду. Некоторые члены Совета уговаривали применить более суровые способы воздействия на Елизавету. Но Мария решиться на такое не могла. Герцогу были даны распоряжения всячески запугивать принцессу, условия содержания которой в тюрьме и так были не лучшие.
— Терпение королевы иссякает, — говорил герцог на второй неделе пребывания Елизаветы в Тауэре, — рано или поздно Уайетта поймают. Он даст показания о вашей причастности к мятежу, и ваш путь будет предрешён. Путь на эшафот.
— Если при помощи пыток вы добьётесь от него признаний, то Господь увидит свершающуюся несправедливость. Он защитит меня. Говорить неправду я не стану, — Елизавета сцепила пальцы так, что они побелели от напряжения, но лишь это и выдавало её состояние.
На самом деле внутри у Елизаветы всё кипело и бурлило от осознания свершавшейся несправедливости. Она не понимала действий сестры, которая шла на поводу у брата Карла и Тайного совета, настойчиво настраивавших королеву против Елизаветы. Давнишняя неприязнь, испытываемая Марией к младшей сестре, вспыхнула с новой силой. И то, что Елизавета поддержала её летом прошлого года после смерти Эдуарда, было забыто.
Единственным утешением принцессе служило осознание того, что рядом с ней находится Роберт Дадли. Виделись они редко: иногда их выводили во двор Тауэра в одно и то же время. Их взгляды встречались, и каждый мог прочитать в них то, что хотел. Они не обменивались кивками головы и уж тем более не разговаривали друг с другом. Оба понимали, какие последствия может иметь любая попытка начать общение. За ними следило слишком много глаз. Но присутствие Роберта где-то неподалёку от неё придавало Елизавете сил. В его взглядах она читала поддержку и понимание, которых так ей не хватало.
