– А когда ты собираешься?
Сибил промолчала.
– Можно мне с тобой?
И мать ответила легким, небрежным тоном:
– Нет, солнышко, не в этот раз. Мне пора бежать кормить Уиллса. – И она ушла.
Главный вывод, который Полли сделала из этого разговора: мать не просила не говорить отцу – значит, и скрывать нечего. И все же хорошо, что она не рассказала об этом Клэри – ей и без того забот хватает. Тут Полли вспомнила еще кое-что, о чем умолчала.
– Ты не спишь?
– Нет, конечно. Это же тебе не как в кино: голова коснулась подушки, взмах ресниц – и готово!
– Нас обстреляли утром в поезде, забыла тебе рассказать.
Молчание.
– Ты слышишь?
– Слышу-слышу.
Повисла очередная пауза.
– Везет же тебе! – наконец отозвалась Клэри неприязненным тоном. – А еще ты не рассказывала, что ела на обед.
– Закуску, лосося с майонезом и мороженое. А перед этим – херес.
– М-м.
– Ты могла бы поехать с нами!
– Ты же знаешь, я ненавижу ходить за покупками, тем более – за одеждой. А что происходило, когда обстрел начался?
– Ничего особенного, как-то быстро закончилось. Один из наших истребителей сбил самолет, и пассажиры обрадовались.
– А… Ну вот, теперь ты все рассказала.
Некоторое время она сердито взбивала подушки.
– Спасибо, что помогла с бровями, хотя если всегда так больно, то ну его к черту!
– Можешь помазать их перекисью, и у тебя будет блестящий белый пушок.
– Полли, ты не понимаешь! Одно дело – плевать на собственную внешность, другое – выглядеть как помесь короля Лира с Граучо Марксом!
Полли нашла это сравнение ужасно забавным, и какое-то время девочки, давясь от смеха, выдвигали разные предложения.
– Или они срастутся, и получится одна длинная бровь!
– Попробуй коровью мочу, как дамы времен Боттичелли – у них такие гладкие белые лбы, ни волосинки.
– Осталось только уговорить корову пописать в баночку! А если я побреюсь, то к вечеру у меня появится щетина, как у дяди Эдварда.
– Придется тебе стать грабителем – в маске ничего не видно!
И так далее.
Наконец обе выдохлись и умолкли. Полли лежала в темноте, слушая далекий гул самолетов (воздушную тревогу объявили несколько часов назад – в последнее время она стала уже привычной), иногда прерываемый приглушенным откликом зенитных орудий с побережья. На душе было легко: к счастью, сегодня обошлось без саги «Дядя Руп во Франции». Мать здорова (это всего лишь выдумки тети Рейч), а на выходных ей привезут обновки. Как странно: казалось бы, война, а она радуется таким простым вещам! Может быть, она – несерьезный, пустой человек? Впрочем, даже эта мысль не слишком обеспокоила Полли, и вскоре она заснула, умиротворенная.
* * *
К концу недели положение ухудшилось: немцы продолжали массированные бомбардировки по всей стране. В новостях сказали, что ежедневно в воздух поднимается до тысячи вражеских самолетов.
– Мы сбили сто сорок четыре самолета! – объявил Тедди с сияющими глазами.
– Но и потеряли двадцать семь, – возразил Саймон.
– Это не так много в сравнении.
– Зависит от того, сколько их у нас вообще.
Однако на следующий день потери возросли и чуть ли не сравнялись с победами. Вечером позвонил дядя Эдвард и долго разговаривал с папой. В итоге последний решил вернуться в город пораньше, в воскресенье утром.
Саймону удалось починить радио, и они с Тедди часами слушали новости и все, что могли поймать. Прием был неважный, звук шипел и трещал; иногда дикторы разговаривали словно под водой, но ребята не обращали на это никакого внимания.
В воскресенье папа вернулся в Лондон. Все старались казаться беззаботными и делали вид, что ничего не происходит.
– Они планируют пробить нашу воздушную оборону и напасть, – сказал Тедди за завтраком. Судя по всему, эта перспектива его вдохновляла.
– Ты-то откуда знаешь? – пренебрежительно поинтересовалась Клэри.
– Полковник Форбс сказал. Он разбирается в стратегиях. Мы поймем, когда это случится, – зазвонят колокола во всех церквях.
– Ну и что толку?
– Это даст нам время вооружиться. У меня есть ружье – папа мне дает охотиться на кроликов, а Саймон возьмет дядину трость со шпагой. Помните, что мистер Черчилль сказал? Надо быть готовыми ко всему! Впрочем, если вы не согласны, у вас хватит времени покончить с собой.
– Но как?
– Не будь трусихой, Полл! Есть сотни способов, если захотеть по-настоящему.
Полли задумалась.
– Думаешь, мы и правда должны покончить с собой, если немцы нападут? – спросила она у Клэри позже – их послали в огород собирать сливу.
– Да ну тебя! Тедди просто порет чушь. Он не может смотреть на это с позиции девочек. Он у нас вообще немножко чокнутый, как по мне.
– Наверное, всем мужчинам нравится война – или, по крайней мере, она их возбуждает.
– Иначе бы ее и не было. А потом они уходят драться и оставляют нас на произвол захватчиков.
– Клэри, это несправедливо…
– А я о чем! Именно, что несправедливо! Ты посмотри на нас – кучка беспомощных женщин и детей!
– У нас есть мужчины…
– Какие? Не смеши меня! Бриг почти ослеп. У Макалпайна страшный ревматизм – он едва лопату в руках держит. Тонбридж такой хилый – дунь на него, и упадет. Рен почти всегда пьян, да и к тому же не в себе. – Клэри загибала пальцы, перечисляя. – А твой драгоценный Кристофер вообще против войны – преспокойно сядет и будет смотреть, как нас всех изнасилуют, или что там они обычно делают. И если нам не на кого надеяться, кроме Тедди с ружьем и Саймона со шпагой, то у нас нет ни малейших шансов.
Она сидела на верхушке лестницы, приставленной к дереву. Выбрав две спелые сливы, она протянула одну Полли, а вторую запихнула в рот.
– Что меня больше всего бесит – никто не может объяснить, что такое «изнасилование». Если нам и правда грозит опасность, мы должны иметь хоть какое-то представление! Но нет, они всегда всё замалчивают! Так уж в семье принято – не говорить о том, что считается неприятным. А я думаю – надо! Только попробуй спроси их – ответа не дождешься! Тетя Рейч сказала, что у меня нездоровое любопытство – как любопытство может быть нездоровым, скажи на милость? Я хочу знать все! – Она осторожно протянула Полли корзинку. – А вот ты нет, правда, Полл?
– Хочу ли я знать все? Пожалуй, у меня не найдется столько времени. Никто не может знать все. Да и что потом делать с этими знаниями?
