— Мы… В воскресенье мы тоже разговаривали.
— Правда?
— Да. Я же вам рассказывал, что мы…
— За все время разговора ты хотя бы один раз спросил у нее, чего она боится?
— Нет.
— Но ты сказал, что пришел к ней именно из-за этого.
— Да.
— Ты приехал на попутной машине?
— Да.
— Потому что Морин чего-то боялась.
— Это…
— Но потом ты убил ее. Майкл, кто звонил тебе в воскресенье ночью?
— Морин. Я же сказал вам, что Морин.
— Майкл, я сомневаюсь, что Морин звонила тебе. Думаю, когда ты прибыл туда, Морин уже была мертва.
Он покачал головой.
— Кто ее убил, Майкл? Тебе известно, кто ее убил?
В дальнем конце коридора хлопнула дверь, затем послышались торопливые шаги. Я обернулся. К камере подходил Эренберг.
— Поднимайтесь-ка наверх, — произнес он. — У нас тут еще одно признание по этому треклятому делу.
Глава 14
— Она зашла пять минут назад, — сказал Эренберг. — Сообщила внизу, что хочет поговорить с тем, кто ведет дело об убийстве Парчейзов, и ее направили сюда. Я представился, и первое, что она мне заявила, это — «их убила я». Потом она начала рассказывать в подробностях, но я сразу остановил ее и позвонил капитану. Тот велел мне связаться с прокуратурой штата, чтобы они присутствовали при допросе. В этом деле мы не можем позволить себе никаких ошибок. Если у нас тут будут болтаться два признания, в итоге может получиться так, что обвинения вообще никому не предъявят. Я вам прямо скажу: с самого начала не верил россказням этого парня — слишком много нестыковок, и их становится все больше.
Мы прошли по коридору в приемную. В комнате по-прежнему доминировала оранжевая труба элеватора пневматической почты, девушка сидела за столом и печатала. Эренберг спросил у нее, не приехал ли капитан, и она ответила, что пока нет.
— Она там, ждет, чтобы поговорить с вами, — сказала она, указав на дверь, ведущую в кабинет капитана.
Она сидела на том же стуле, что Майкл днем раньше. В темно-синем льняном костюме и синих лодочках из лаковой кожи. Светлые волосы были затянуты на затылке в тугой пучок. Она подняла голову, когда я вошел в комнату.
— Мне хотелось, чтобы вы присутствовали при том, как я буду снимать бремя обвинения со своего брата, — заявила она. — Детектив Эренберг сообщил мне, что вы находились внизу.
— Да. Собственно, я как раз разговаривал с Майклом.
— Как он? — Ее глаза изучали мое лицо в поисках ответа — глаза ее отца, глаза Джейми.
— Вроде все в порядке, — ответил я. — Мисс Парчейз, вы заявили детективу Эренбергу, что убили Морин и ее дочерей. Это…
— Да.
— Это правда?
— Да, правда.
— Потому что, если это не так, то, признавшись в преступлении, которого не совершали, вы окажете Майклу медвежью услугу.
— Мистер Хоуп, я убила их. — Ее светло-голубые глаза были прикованы ко мне. — Поверьте, их убила я.
К четверти двенадцатого все собрались и готовились к обсуждению. Все они были экспертами и знали, что прогресс «интервью» (они настаивали именно на таком названии данного процесса) мог быть существенно замедлен присутствием слишком большого количества «авторитетных лиц», как назвал нас представитель прокуратуры. Среди этих лиц был и я: Карин Парчейз ясно дала понять, что никакого заявления не сделает, если адвокат ее брата не будет присутствовать и слышать каждое слово. Капитан мудро предложил, что он воздержится от участия в допросе, поскольку мисс Парчейз уже знакома с возглавляющим расследование Эренбергом и чувствует себя более свободно в его присутствии.
Представитель прокуратуры штата был крупным мужчиной, который постоянно потел. Звали его Роберт Бенселл. На нем был плотный коричневый костюм в тонкую полоску, желтая рубашка и темно-бордовый галстук. Ботинки тоже коричневые, с острыми мысками, что делало его похожим на растолстевшего танцора. Он вытирал лоб и твердил капитану о важности дела. Решили, что беседу проведет Бенселл, а мы с Эренбергом будем присутствовать при разговоре. Капитан сообщил об этом решении Карин, и она согласилась.
Поскольку обычные помещения слишком маленькие, чтобы с комфортом разместить четырех человек, капитан предложил, чтобы Карин осталась в его собственном кабинете. Она согласилась. Капитан представил ее мистеру Бенселлу из прокуратуры штата и вышел из кабинета. Бенселл спросил, готова ли она, и Карин кивнула. Он нажал кнопку записи на магнитофоне и, как и Эренберг днем раньше, назвал дату, время — одиннадцать двадцать, — имена присутствовавших и место, где мы находились. Затем старательно зачитал Карин ее права, и она подтвердила, что знает про все и заявила, что единственный адвокат, в чьем присутствии во время беседы нуждается, — это мистер Мэттью Хоуп.
Бенселл начал задавать вопросы.
Вопрос. Имя, фамилия?
Ответ. Карин Парчейз.
В. Где вы проживаете, мисс Парчейз?
О. В Нью-Йорке.
В. Где именно в Нью-Йорке?
О. Сентрал-Парк-Уэст. 322.
В. У вас есть адрес здесь, в Калузе?
О. На данный момент я остановилась в отеле «Калуза-Бэй».
В. Под данным моментом вы подразумеваете…
О. Я заселилась вчера вечером. Прибыв в Калузу, остановилась в мотеле возле аэропорта.
В. Когда это произошло?
О. В воскресенье вечером.
В. Говоря «в воскресенье вечером», вы имеете в виду воскресенье, 29 февраля?
О. Да. Я знаю, о чем думает мистер Хоуп. Он думает о том, что я сказала ему, будто приехала в Калузу только вчера вечером. Но я солгала: я прилетела в воскресенье.
В. В котором часу?
О. Я вылетела из Ньюарка в пять сорок пять и прилетела в Калузу чуть позднее десяти. Из аэропорта я позвонила матери: планировала остановиться у нее, но ее не было дома. Поэтому я взяла напрокат машину и отправилась искать мотель.
В. Зачем вы приехали в Калузу, мисс Парчейз?
О. Поговорить с матерью.
В. О чем?
О. Об алиментах. Мой отец прекратил выплачивать алименты. Когда я разговаривала с ней по телефону в субботу, она была очень расстроена. Я решила приехать и побеседовать с ней, постараться успокоить ее, решить, каким должен стать наш следующий шаг. Однако матери не было дома.
В. Поэтому вам пришлось поселиться в мотеле?
О. Да.
В. Вы можете сообщить название этого мотеля?
О. По-моему, «Твин-Риджес».
В. В котором часу вы заселились?
