— Не знаю, — сказал Харлинген. — Уайкофф сотрудничает с районной прокуратурой с того дня, как его арестовали. С какой стати ему интересоваться проблемами Ландина?
— Человеку вроде Уайкоффа нужно знать, какие карты на руках у всех. Правда, я не говорю, что это сработает. Мы просто попытаем судьбу. А пока что, — он обратился к Флойду, — давай вернемся к тому аресту. Вы с Ландином поели, что потом? Пошли дальше в деловую часть города?
Флойд медленно провел ладонью по лицу, сосредоточенно наморщив лоб.
— Нет, — в конце концов сказал он. — Не совсем.
— Как это понять? — спросил Харлинген.
— Ну, — ответил Флойд, — на другой стороне улицы два отеля, и я пошел проверить их — знаете, пройти по вестибюлям. Арни не ходил со мной.
— Много времени прошло до того, как вы сошлись снова? — спросил Мюррей.
— Нет, не много.
— Сколько? Десять минут?
— Пожалуй, больше.
— Двадцать?
— Может быть. Да, пожалуй.
Лицо Харлингена приобрело ошеломленное выражение.
— Значит, как раз перед тем, как Ландин задержал Шрейда, он был в другом месте, где вы не могли связаться с ним?
— Господи, мистер Харлинген, я знал, где связаться с ним, если будет нужно.
— Где? — спросил Харлинген.
— Почему не спросите самого Арни? — взмолился Флойд. — Почему я должен говорить об этом?
— Потому что, — напомнил Харлинген, — вам придется об этом говорить, когда будете на свидетельском месте. Где он был в течение этих двадцати минут?
— А-а, черт с ним, — заговорил Флойд. — Всякий раз, когда мы бывали возле Сорок восьмой улицы, он заходил в один из дешевых пансионов в том квартале. Дамочка, которая владеет им, — лакомый кусочек, Хелен, фамилию не помню. Она помешана на Арни. Ему достаточно позвонить в дверь, и она стягивает с себя трусики. Вот и все, что можно сказать о том дне.
— Вот и все?! — возмутился Харлинген. — И это при том, что Миллер, возможно, интересуется этой женщиной? При том, что, возможно, он устраивает неприятности Ландину просто из ревности? Черт возьми, почему вы скрывали такую важную вещь?
Флойд угрюмо ответил:
— Из-за девушки Арни, вот почему! Я видел, что Рут не нравилось даже, когда Арни пытался взять ее за руку. Она против всего такого. Что, по-вашему, было бы у нее на душе, если бы она узнала?
Харлинген снял шляпу, достал из кармана пальто платок и провел им по оставленному шляпой красному рубцу. Он был сердит, озадачен, и Мюррею стало жаль его.
Понять ход мыслей Харлингена было нетрудно: Ландин что-то от него скрывал; Ландину не во всем можно доверять. Однако Ландин явно действовал из рыцарских соображений — готов был пострадать ради того, чтобы сохранить уважение Рут Винсент. Это Харлинген мог оценить и понять. Но, если сделать очередной логичный шаг, что за человек мог притязать на Рут Винсент и при этом заводить шашни за ее спиной? Получались, по библейскому выражению, колеса в колесах
[17]. Сунувший в них руку рискует остаться без руки.
Мюррей отрывисто сказал:
— Нет смысла стоять здесь. Разумно будет поговорить с Хелен. Если между нею и Миллером есть связь, возможно, все объяснится.
— Я как раз думал об этом, — сказал Харлинген. — Если найти к ней правильный подход…
— Я займусь этим, — сказал Мюррей. — Вам все равно нужно прорабатывать арест с Флойдом. Он может вспомнить еще что-нибудь, если немного покопается в памяти. — Повернулся к Флойду, который, глубоко засунув руки в карманы, угрюмо горбился в пальто, мрачный, недоумевающий, как дошел до такого положения. — Где можно найти эту дамочку?
— В первом же доме из песчаника в этом квартале, сразу же за складом. Просто спросите Хелен.
В окне дома часто мигала неоновая реклама: «… ОМНАТЫ… НАЕМ». На звонок в дверь ответил маленький, похожий на гнома человечек с несколькими прядями седых волос, зачесанных поперек головы, с восковой бледностью и огромными, похожими на опахала ушами. Недоверчиво щурясь, посмотрел на Мюррея.
— Ищете комнату? — спросил он. Голос его было тонким, дрожащим, как неверно взятая нота на скрипичной струне ми.
— Нет, ищу владелицу. Она здесь?
Старичок засопел и кашлянул. Судя по выражению его лица, эти звуки должны были представлять собой смех.
— Хелен никакая не владелица. Она моя жена, но хозяин я. Полный хозяин. Каждая доска, каждый кирпич здесь оформлены на мое имя.
— Прекрасно, — сказал Мюррей, — но мне нужно поговорить с ней. Она в доме?
— В доме.
Старичок указал большим пальцем внутрь и старательно закрыл за Мюрреем дверь. Потом повел его за собой по темному коридору на кухню, из которой несло капустой и дезинфекцией.
Кухня явно представляла собой центр здешней жизни. В раковине громоздилась стопа грязной посуда, полки шкафа были заполнены старыми киножурналами, в углу стоял громадный телевизор. За столом посреди комнаты прихорашивалась женщина. Обернутая банным полотенцем, облегавшим пышные груди и открывавшим холеные голые почти до бедер ноги, она подавалась вперед, держа мокрые рыжие волосы над тазиком с темной жидкостью.
— Теперь что? — спросила она и посмотрела сквозь путаницу волос на Мюррее. Потом отбросила волосы назад и улыбнулась ему, поразительно юная, с умными, зелеными, как у кошки, глазами и по-детски привлекательным лицом. — Привет, — сказала она, — вы красавчик.
Старичок, казалось, воспринял это равнодушно. Он подошел к ней сзади, взял со стола комок ваты, обмакнул его в жидкость и внезапно прижал его к ее голове. Она вскрикнула и ухватила его запястье, но он стряхнул ее руку.
— Видите? — спросил он, подняв ее волосы. — В косметическом салоне за это берут восемь долларов. Если я сделаю это для нее здесь, то истрачу один доллар. Только дура может не понимать, сколько стоят семь долларов в твоем кармане.
Он снова с силой прижал ватку, и женщина снова вскрикнула.
— Успокойся, — сказала она. Жеманно посмотрела на Мюррея: — Волосы у меня рыжие от природы, но иногда их нужно подкрашивать, а он делает это отлично.
Старичок громко засопел.
— Надо бы открыть свой косметический салон. Легко заработать миллион долларов.
— Давай-давай, — сказала женщина, — у тебя уже есть миллион.
Она взяла со стола сигарету и закурила, простыня медленно, неудержимо сползала. Старичок, методично тыча ваткой, увидел это, лукаво посмотрел на Мюррея, но никак не отреагировал.
— Шлюха, — промолвил он. — Ты не получишь из этих денег ни цента. Ни единого.
— Гав-гав-гав, — усмехаясь, произнесла женщина.
