— У вас с ней был роман?
— Нет.
— Тогда чего вы боялись?
— Я не хотел, чтобы в мою жизнь совали нос. Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о Тине и обо мне.
— Но мы все равно это узнали, не так ли? Кроме того, мистер Картер, ваша жена не монашка, помните? Так какая разница?
— Люди странно ведут себя, когда дело касается убийства, — сказал Картер и пожал плечами.
— Это реплика из пьесы, которую вы ставите в Филадельфии?
— Да, понимаю, неважное объяснение…
— Вообще-то это правда, — сказал Карелла. — Но, как правило, странно ведут себя те, кому есть что скрывать. Я по-прежнему убежден, что вы что-то скрываете.
— Ничего, поверьте, — сказал Картер.
— Вы видели Салли на той вечеринке в прошлое воскресенье?
— Видел.
— Вы говорили с ней?
— Говорил.
— О чем?
— Не помню. О шоу, наверное. Когда люди работают в шоу…
— А о чем-нибудь помимо шоу?
— Нет.
— Вы присутствовали, когда Салли и другие нюхали кокаин?
— Не присутствовал.
— Тогда откуда вы знаете, что они это делали?
— Я имею в виду, что я не видел никого за подобным занятием, пока там находился.
— В какое время вы ушли с вечеринки, мистер Картер?
— Около полуночи.
— С Тиной Вонг?
— Да, с Тиной.
— Куда пошли потом?
— К Тине.
— Как долго вы там пробыли?
— Всю ночь.
— Тина видела, как Салли Андерсон нюхала кокаин. Вместе с еще несколькими, включая Майка Ролдана, тоже танцовщика из вашего шоу. Если Тина их видела, как вышло, что не видели вы?
— Мы с Тиной не сиамские близнецы. Мы не срослись бедрами.
— В смысле?
— Лонни снимает огромную квартиру возле парка — в старом доме, с фиксированной арендной платой. На вечеринке было шестьдесят или семьдесят человек. Вполне возможно, что Тина находилась в одной части квартиры, в то время как я был в другой.
— Да, вполне возможно, — сказал Карелла. — И наверное, Тина будет готова поклясться, что вы не были с ней, когда она видела, как Салли Андерсон нюхает кокаин?
— Я не знаю, в чем Тина будет готова поклясться.
— Вы употребляете кокаин, мистер Картер?
— Нет, конечно!
— Вы знаете, у кого Салли покупала кокаин?
— Не знаю.
— Вы знакомы с человеком по имени Пако Лопес?
— Нет.
— Где вы были в прошлую пятницу между одиннадцатью и двенадцатью ночи?
— Я говорил вам. В Филадельфии.
— Где вы были в четверг ночью примерно в то же время?
— В Филадельфии.
— Полагаю, есть люди, которые подтвердят…
— Сколько угодно.
— Что вы пытаетесь от меня скрыть, мистер Картер?
— Ничего, — сказал Картер.
В больнице Святого Иуды — хорошо знакомой копам, потому что туда днем и ночью привозят пациентов с ножевыми ранениями — Джудит Квадрадо просила привести к ней священника. Так, по крайней мере, все думали. Они думали, несчастная понимает, что конец ее близок, и зовет священника, чтобы тот совершил обряд соборования. На самом же деле она пыталась рассказать, что к ней в квартиру приходили священник и толстуха и что они-то ее и искалечили.
Джудит лежала в реанимации. Из ее носа, рта и рук бежали трубки к многочисленным аппаратам, которые попискивали и мигали оранжевыми и синими огоньками. Трубка во рту мешала говорить. Когда Джудит пыталась сказать «брат Антоний», как представился священник, выходило невнятное «Бранни». Когда она пыталась сказать «Эмма Форбс», как представилась толстуха, получалась смесь мычания и бормотания. Тогда она снова повторяла слово «священник», что звучало как «шшенник»; это слово они вроде бы понимали.
Священник пришел в понедельник утром, в одиннадцать часов семь минут утра.
Он немного опоздал.
Джудит Квадрадо умерла шестью минутами раньше.
Если есть у преступников и копов общая черта — помимо симбиоза, который обеспечивает тех и других работой, — это способность унюхать страх. Едва уловив запах страха, и копы, и преступники превращаются в диких зверей, готовых вырвать глотку и сожрать внутренности.
Мигель Ролдан и Антонио Асенсио были перепуганы до одури, и Мейер учуял их страх в то мгновение, когда Ролдан, не дожидаясь вопросов, сказал ему, что он и Асенсио живут как муж и жена последние три года. Мейеру было плевать на их сексуальную ориентацию. Торопливое признание Ролдана сказало ему только то, что эти двое страшно напуганы. Они не могли бояться ареста за гомосексуализм — не в этом городе. Тогда чего они боялись?
До этого момента он звал их соответственно и уважительно: мистер Ролдан и мистер Асенсио. Теперь же он перешел на «Майка» и «Тони» — старый прием, которые полицейские используют, чтобы подавить волю подозреваемого, прием, похожий на тот, что используют медсестры. «Привет, Джимми, как мы чувствуем себя сегодня утром?» — скажут они председателю правления огромной компании, сразу давая понять, кто тут главный и кому дана привилегия мерить его ректальную температуру. У полицейских с преступниками это срабатывало даже лучше. Называть мужчину Джонни вместо мистер Фуллер — то же самое, что звать его «мальчик». Это сразу ставит его на место и мгновенно заставляет: а) чувствовать себя в подчиненном положении; б) оправдываться.
— Майк, — сказал Мейер, — как ты думаешь, почему я здесь?
Они сидели в гостиной квартиры Ролдана и Асенсио. Комната была красиво обставлена предметами старины, хотел бы Мейер себе такое позволить. В камине горел огонь, пламя потрескивало и стреляло искрами.
— Из-за Салли, конечно, — сказал Ролдан.
— И ты так думаешь, Тони?
— Да, конечно, — сказал Асенсио.
Мейер не стал терять время.
— Вы знаете, что она употребляла кокаин, не так ли?
— Ну… нет, — сказал Ролдан. — Откуда нам это знать?
— Да ладно, Майк. — Мейер понимающе улыбнулся. — Вы были на вечеринке неделю назад в воскресенье, и она нюхала, так что вы должны знать, что она это делает, так?
Ролдан посмотрел на Асенсио.
— Ты ведь тоже нюхал в ту ночь, так, Майк?
— Ну…
— Я знаю, что да, — сказал Мейер.
— Ну…
— А ты, Тони? Занюхал несколько дорожек прошлой воскресной ночью?
Асенсио посмотрел на Ролдана.
