— Что за подарки? — осторожно спросил он.
— Еще один, — сказал Дорфсман.
— Один — что?
— Труп.
Карелла ждал. Дорфсман, похоже, наслаждался моментом. Карелла не желал портить ему радость. Труп в день официального празднования дня рождения Вашингтона, даже если этот государственный праздник выпадал на неделю раньше настоящего дня рождения Вашингтона, в самом деле был отличной шуткой.
— Я даже Клингу еще не сообщал, — сказал Дорфсман. — Ты первый, кому я звоню.
— А Клинг тут при чем? — удивился Карелла.
— При том, — сказал Дорфсман. — Вы что там, совсем не общаетесь у себя в отделе? Клинг получил убийство в субботу ночью. Точнее, в воскресенье утром. В два часа утра воскресенья.
— О чем ты говоришь? — спросил Карелла.
— Об убийстве на Силвермайн. Некто по имени Марвин Эдельман с двумя пулями в голове. — Похоже, Дорфсман продолжал улыбаться. — Я позвонил тебе первому, Стив.
— Я понял. Зачем?
— Тот же самый ствол, как и в тех двух убийствах, — радостно объявил Дорфсман.
Похоже, их подозреваемый все-таки псих.
Глава 9
Психи затрудняют работу полиции.
Когда имеешь дело с психом, руководство по следственной работе можно выбросить в мусорное ведро и просиживать штаны, надеясь, что однажды он просто попадется в полицейские сети. В этом городе психов навалом; по счастью, большинство из них довольствуются тем, что вещают о Судном дне на Холл-авеню или бормочут себе под нос, ругая мэра и погоду. Психи в этом городе, похоже, считают, что во всех погодных катаклизмах виноват мэр. Впрочем, может, так оно и есть.
Детектив лейтенант Питер Бернс, похоже, считал, что в отсутствии связи между тремя, по всей видимости, связанными убийствами, виноваты его подчиненные. Бернс, когда ему доложили о звонке из отдела баллистики, горячо Дорфсмана поддержал: «Вы что там, вообще не общаетесь друг с другом?»
— Первое убийство совершено во вторник вечером, второе — в субботу ночью ну, или в воскресенье утром, как вам больше нравится, — сказал Бернс. — Одно на Калвер-авеню, а следующее за ним — на Силвермайн-роуд, всего в нескольких кварталах! Оба огнестрельные. В ваши светлые головы не приходила мысль проверить данные по другим убийствам? Я даже не говорю о девочке, застреленной в центре города в пятницу ночью, не смею напомнить столь умелым ищейкам о третьем огнестрельном убийстве! — горячился Бернс. — Хоть кто-нибудь из вас просматривает оперативные сводки? Зачем они вообще нужны, оперативные сводки? Не для того ли, чтобы каждый коп в участке, неважно в форме или в штатском, знал, что творится вокруг?
Снаружи, в комнате детективов, Мисколо и несколько патрульных в форме слушали яростный голос Бернса, доносящийся из-за двери с матовым стеклом, и догадывались, что кто-то там получает хорошую взбучку. Этих кого-то было четверо, но подслушивавшие об этом не знали, потому что в то утро вторника детективам позвонили домой очень рано и велели явиться на рассвете (ну, в половине восьмого). А полицейские в формах стекались в участок не раньше, чем без пятнадцати восемь, к перекличке, которая происходила каждое утро в дежурной комнате внизу. Взбучку получали четверо в штатском, а именно, в алфавитном порядке: детективы Браун, Карелла, Клинг и Мейер. Все они стояли перед Бернсом, потупя взор.
Ярость Бернса подстегивалась, с одной стороны, давлением сверху, а с другой — его собственным негодованием по поводу тупости людей, которые, как он надеялся, проработали в полиции достаточно долго, чтобы как минимум исполнять рутинные процедуры. Втайне он подозревал, что Клинг виноват больше остальных, потому что после развода ведет себя как вареная устрица. Но он не хотел выделять Клинга как единственного нарушителя, потому что это еще сильнее его смутит и, возможно, нарушит гармонию среди четырех детективов, которым, видимо, судьба работать вместе над тремя отдельными убийствами. Так что Бернс продолжал возмущаться пренебрежением основными процедурами ведения дела, каковые — если следовать им досконально — могли бы распутать любую путаницу, исключить дублирование и («при должной настойчивости», как он выразился) помочь хотя бы иногда раскрыть какое-нибудь дело.
— Ладно, — сказал он наконец. — На этом все.
— Пит… — начал было Карелла.
— Я сказал: «ладно, на этом все», — повторил Бернс. — Берите по конфетке. — Он придвинул к изумленным детективам наполовину пустую коробку. — Рассказывайте, что нарыли.
— Не много, — сказал Карелла.
— Мы имеем дело с психом?
— Возможно, — сказал Браун.
— Уже есть наводки на этот тридцать восьмой калибр?
— Нет, Пит, мы пока…
— Опросите всех известных нам нелегальных торговцев оружием, выясните, кто покупал револьвер, подходящий под описание.
— Да, Пит, — кивнул Карелла.
— Как связан Лопес с двумя остальными?
— Мы пока не знаем.
— Кто-нибудь из них принимал наркотики?
— Девушка. Про Эдельмана пока не знаем.
— Ее снабжал Лопес?
— Пока не знаем. Знаем, что она приносила коку для нескольких других человек в шоу.
— Последний убитый был торговцем бриллиантами, да?
— Драгоценными камнями, — сказал Клинг.
— Он был знаком с девушкой или с Лопесом?
— Пока не знаем, — сказал Клинг. — Его ограбили прошлым летом. Сегодня утром поищем в компьютере данные о том ограблении.
— Не дави на них, — сказал Бернс Мейеру, потянувшемуся к конфете. — Бери, сколько хочешь, но съешь те, которые потрогал, не дави пальцем на все.
Мейер, который и правда собирался надавить на одну из конфет и проверить, мягкая ли она, принял оскорбленный вид.
— Что с ее приятелем? — спросил Бернс. — С бойфрендом девушки?
— Он висел на телефоне почти всю ночь пятницы, — сказал Карелла. — Ту ночь, когда ее убили.
— На телефоне? С кем?
— С приятелем-студентом. Этот бойфренд учится на врача в Рамси.
— Как его имя, напомни?
— Тимоти Мур.
— А его приятеля?
— Карл Лоуб.
— Его проверили?
— Лоуба? Да. Они разговаривали почти до двух ночи.
— Кто кому звонил? — спросил Бернс.
— Оба, друг другу.
— Что еще?
— У продюсера шоу, Алана Картера, интрижка с одной из танцовщиц.
— Ну и что?
— Он женат, — пояснил Мейер.
— Ну и что? — снова спросил Бернс.
— Мы думаем, он нам лжет, — сказал Мейер.
— Про свою зазнобу? — спросил Бернс, употребляя одно из тех давно устаревших словечек, которые иногда проникали в его речь, что ему почти всегда прощали молодые полицейские.
