— И чего?
— Вот, принес ей Библию. Посмотрел номер ее квартиры на почтовом ящике, поднялся, но никто не открыл. Не могли бы вы сказать мне…
— Да уж, надо думать, никто не открыл, — сказал комендант.
— Вот именно, — кивнул Брат Антоний.
— Там уже никто никогда не откроет, — сказал комендант. — Ну, не она, по крайней мере.
— Да? — удивился Брат Антоний. — Разве мисс Андерсон переехала?
— Хотите сказать, у вас нет связи?
— Связи? С кем?
— С Господом.
— С Господом?
— Хотите сказать, Господь не присылает вам ежедневных сводок?
— Я вас не понимаю, сэр, — сказал Брат Антоний.
— Разве Господь не шлет вам своих списков, ребята? — сказал комендант, с атеистическим рвением разбрасывая соль по тротуару. — В раю там кто, или в аду, или где посередине?
Брат Антоний молча таращился на него.
— Салли Андерсон умерла, — сказал комендант.
— Мне жаль это слышать, — сказал Брат Антоний. — Доминус вобискум.
— Эт кум спириту туо
[61], — откликнулся комендант. Он вырос в католической семье.
— Да будет Господь милостив к ее вечной душе, — проговорил Брат Антоний. — А когда она умерла?
— Ночью в прошлую пятницу.
— Какова причина смерти?
— Причина смерти — три дырки от пуль.
Брат Антоний выпучил глаза.
— Прямо здесь вот лежала, на тротуаре, — сказал комендант.
— Полиция уже нашла убийцу? — спросил Брат Антоний.
— Полиция не найдет своего носа, чтобы высморкаться, — выразительно сказал комендант. — Вы что, газет не читаете? О ней же во всех газетах писали.
— Я был не осведомлен, — сказал Брат Антоний.
— Поди, слишком заняты своей латынью, — сказал комендант, швыряя еще совок соли на тротуар. — Все кирие элейсон, да кирие элейсон
[62].
— Да, — сказал Брат Антоний. Он никогда не слышал таких слов. Красиво звучит. Надо будет запомнить на будущее. Смешать несколько «кирие элейсон» с «доминус вобискум». «Эт кум спирито туо» — тоже неплохо.
А затем его осенило, что наблюдается весьма интригующее совпадение: Пако Лопес словил пару пуль во вторник ночью, а его поставщик — три штуки в пятницу ночью. Внезапно торговое дело Лопеса перестало казаться ему такой уж мелочью. Вместе оба убийства были похожи на результат деятельности крупных наркоторговцев-латиносов. Брат Антоний засомневался, стоит ли ему ввязываться. Он не хотел быть найденным мертвым в багажнике машины на парковке аэропорта Спиндрифт. С другой стороны, он чувствовал, что наткнулся на что-то такое, что могло бы принести им с Эммой по-настоящему большие бабки. Если они сыграют правильно. Если сперва осторожненько все кругом обнюхают.
Успеют еще взяться за дело, когда выяснят, что происходит.
— Кем она работала? — спросил он коменданта. Брат Антоний подумал, что если эта Андерсон вместе с Лопесом принимала участие в чем-то крупном, то, возможно, один или более из ее деловых партнеров участвуют в том же. Отсюда и следует начинать. Такие замечательные вести не падают с неба каждый божий день.
— Она была танцовщицей, — сказал комендант.
Брату Антонию представился образ учительницы танго в танцевальной студии — богатой студии, вроде фирмы «Артур Мюррей». Однажды, давным-давно, он был женат на женщине, которая владела закусочной на севере штата. Супруга уговорила его походить с ней в танцевальную студию. Не «Артур Мюррей». И не «Фред Астер». Она называлась… нет, он не помнил, как называлась та студия. Чтобы научиться танцевать «ча-ча-ча». Жена была без ума от «ча-ча-ча». Брат Антоний возжелал учительницу, едва остался с ней наедине в тесном танцклассе. Хорошенькая маленькая брюнетка в облегающем платье была больше похожа на проститутку, чем на училку, которая, как предполагалось, научит его танцевать. Девушка сказала ему, что у него очень легкие ноги, о чем он знал и без нее. Он сжимал руками маленькую атласную попку учительницы, когда вошла жена. Она решила, что им, вероятно, стоит завязать с уроками «ча-ча-ча»… «Живой шаг», вот как называлось то место. Все это случилось давным-давно, еще до того, как жена чуть не погибла от несчастного случая, стоившего ему года в тюрьме Кастлвью по обвинению в покушении на убийство. «Сколько воды утекло с той поры, — подумал Брат Антоний, — кирие элейсон».
— В том мюзикле в центре города, — добавил комендант.
— Что вы имеете в виду? — спросил Брат Антоний.
— «Шпик», — сказал комендант.
Брат Антоний все равно не понял, что он имеет в виду.
— Это название мюзикла, — сказал комендант. — Он идет в театре, в центре города.
— Где в центре? — спросил Брат Антоний.
— Названия театра не знаю. Посмотрите в газетах. Может, есть такие, что печатают и на латыни.
— Да благословит вас Господь, — сказал Брат Антоний.
Телефон на столе Клинга зазвонил, когда они с Брауном уже уходили.
— Клинг слушает.
— Привет, Берт, это Эйлин.
— О, привет, — сказал он. — Я собирался позвонить тебе попозже.
— Нашел сережку?
— Да, там, где ты и сказала. Под задним сиденьем.
— Знаешь, сколько сережек я потеряла на задних сиденьях автомобилей?
Клинг ничего не ответил.
— Но это давно было, конечно, — сказала она.
Клинг промолчал.
— Еще в юности, — сказала она.
Клинг все молчал.
— Ну что ж, — сказала она, — я рада, что ты ее нашел.
— Как ее тебе передать? — спросил Клинг.
— Ты не собираешься к нам по каким-нибудь своим делам?
— Ну…
— В суд? Лабораторию? Управление окружного прокурора? Что-нибудь вроде этого?
— Нет, но…
Она ждала.
— Вообще-то я живу недалеко от моста, — сказал Клинг.
— От моста Калм-Пойнт?
— Да.
— О, здорово! Знаешь «Вид с моста»?
— Что?
— Вообще-то он находится под мостом. На улице Дикс. Маленький винный бар.
— О.
— Просто, ну… чтобы тебе было по пути.
— Ну…
— В пять сможешь? — спросила Эйлин.
— Я сейчас ухожу и не знаю, сколько займет времени…
