— Извини, — сказала Рут. — Я постучала, но ты был так занят, что не слышал, и я вошла без приглашения. Не знала, что ты просматриваешь свой альбом.
— Долго ты простояла здесь?
— Достаточно, чтобы запомнить подробности той фотографии. Кто был на ней? Кто-то, кого я знаю?
— Вряд ли. Я тоже не знаю их.
— О, Мюррей, не смотри так. Неужели не понимаешь, что я шучу? Право, ты можешь быть…
— Давай не будем об этом. Когда люди входят без приглашения, чтобы оскорблять меня, это слишком. Теперь скажи, шучу я или нет.
— Лучше пусть это будет шуткой. Мюррей, мы сыграли в школе ту пьесу, и в зале был Ральф. Я долго потом с ним говорила.
— Это хорошо. Как прошла пьеса?
— Не все ли равно? Ральф рассказал мне обо всем, что случилось, — о тебе, об Арнольде и о партнерстве. Слушал ты когда-нибудь Ральфа? Стоит лишь ему открыть рот, и он начинает без остановки говорить. Я приехала бы раньше, если бы он не говорил так долго.
— Зачем?
— Мюррей, выслушай меня. То, что произошло в ту ночь между нами… Ты был прав относительно меня, знаешь ведь это? Ошибался только в одном. То, что я тогда чувствовала — это самое странное чувство в моей жизни — было осознание свободы. Я словно целые годы была прикована к тени, а потом вдруг поняла, что это тень, и стала свободна. Вот почему я поехала сюда с тобой. Потому что была вольна сделать это и хотела. Мюррей, понимаешь, что я говорю? Если нет, я убью тебя.
— Это не оставляет мне выбора, так ведь?
— Нет, и если думаешь, что твой вид затравленного зверя для меня что-то значит, то ошибаешься. Теперь можешь согнать с лица это выражение. Человек с чувством юмора не должен стараться выглядеть таким уязвленным и благородным. Ему это не идет.
— Ладно, — сдержанно заговорил Мюррей, — тогда постараюсь быть по возможности веселым хозяином. Не хочешь ли раздеться? У меня есть новое банное полотенце, оно…
— Знай меру в юморе. — Она приложила руку к его щеке и задержала там, прохладную и замечательно успокаивающую. — Чувствуешь? Это от страха. Входя в лифт, я боялась до одури. Я знала, что скажу, но не знала, что скажешь ты, и страшилась. А теперь, хотя ты до сих пор ничего толком не сказал, я больше не боюсь. Что скажешь об этом?
— Только что ты чертовски уверена в себе. А если хочешь понять почему, посмотрись в это зеркало.
Мюррей повернул ее так, что оказался позади нее. Оба смотрели в зеркало на стене над камином, а потом, свободный наконец от своей тени, он крепко обхватил Рут и почувствовал под своими руками теплую тяжесть ее грудей.
Рут откинула голову ему на плечо и улыбнулась отражению в зеркале.
— Какая красивая пара, — сказала она.
Глава 6
— Истинно, истинно, — сказал однажды Фрэнк Конми, — это гнусный, приукрашенный золотой век картотечных шкафов.
Тем вечером, ясным, холодным, безлунным, но звездным, они сидели в квартире Фрэнка в «Сент-Стивене», — многоэтажном жилом доме с гостиничным обслуживанием. Тридцатью этажами ниже, в Центральном парке, морские львы лаяли от скуки на небо, тигры рычали, слыша завывание сирены «Скорой помощи», несшейся по Пятой авеню.
Фрэнк прислушался к этим отдаленным звукам.
— Да, — сказал он, — они всегда поднимают шум, когда испуганы, бедные звери. А по их поведению днем и ночью, Мюррей, можно не сомневаться, что испуганы они постоянно. Что ж, думаю, в этом смысле они не отличаются от других Божьих созданий.
Испуганных.
Постоянно испуганных.
И оповещающих об этом безучастные звезды.
Эд Макбейн
Златовласка
Посвящается нашим игрокам в покер по вторникам –
Берни Берроузу
Элу Филдзу
Сонни Фоксу
Рону Кингу
Дану Коноверу
Стэнли Махэнбергу
Сидни Милву
Джо Ваксбергу
Харви Вайссу
Глава 1
Возле дома стоял патрульный автомобиль. Передние фары и свет в салоне были выключены. На улице в час ночи было тихо, соседи спали. Я притормозил позади машины, заглушил мотор и направился туда, где на фоне отцветшего палисандрового дерева в лунном свете стоял Джейми и разговаривал с полицейским. С канала позади дома доносилось тарахтение рыбацкой лодки, которую я заметил, проезжая по мосту с Люсиз-серкл. По эту сторону моста водилась только мелководная кефаль, она не ловилась на крючок. Профессиональные рыбаки закидывали сети — круг за кругом, круг за кругом.
Джейми выглядел подавленным и бледным. Ему было сорок шесть лет, на десять лет больше, чем мне, но в лунном свете он казался гораздо моложе — а может, просто более беззащитным. Он был в поношенной голубой тенниске, белых брюках и голубых теннисных туфлях. У стоявшего напротив него патрульного пятна пота проступили под мышками на его рубашке, пот мелкими каплями выступил на лбу. Я не знал, заходил ли он в дом. Патрульный смотрел, как я приближаюсь к ним.
— Меня зовут Мэттью Хоуп, — произнес я. — Я адвокат доктора Парчейза.
Не знаю, почему я сразу обратился к патрульному, а не к Джейми. Наверное, с самого начала старался защитить его, намекая закону, что я и сам — законник и не позволю нарушать права клиента.
— Значит, он вас вызвал? — спросил патрульный.
— Да.
— Когда это было, сэр?
— Примерно без четверти час. Десять минут назад.
— Я получил радиосообщение только пять минут назад, — сказал патрульный. Это прозвучало как обвинение.
— Верно, — кивнул я. — Он сначала позвонил мне, и я посоветовал ему известить полицию.
— Вы не возражаете, если я зайду в дом? — спросил патрульный.
— Нет, — ответил Джейми.
— Вам необязательно заходить со мной, если не хотите.
— Я бы предпочел не…
— Хорошо.
Патрульный, неожиданно быстрым жестом тронув Джейми за плечо, направил свет фонаря на лужайку перед домом и быстро двинулся к входной двери, лавируя между брызгающих поливалок, будто находился на соревнованиях по бегу на пересеченной местности. Кружок света выхватил из темноты бронзовую ручку двери. Он осторожно повернул ее, словно ожидал, что она заперта, открыл и шагнул внутрь. Оставшись наедине с Джейми, я произнес:
— Хотелось бы снова спросить тебя о том, о чем спросил по телефону…
— Я этого не делал, — заявил он.
— Ты говоришь правду, Джейми?
— Да.
