Почему мандрагора оставила меня в живых?
Потому что она охотница за головами, отвечаю я сам себе, а значит, планирует кому-то меня продать. Видимо, думает, что я ценный трофей.
Клетка со скрипом раскачивается из стороны в сторону, и меня мотает от одной стенки к другой. Когда я наконец понимаю, где именно нахожусь, меня захлестывает прилив дурноты. Мандрагора посадила меня в свою грудную клетку, а то, что я принял за прутья, – это ее ребра.
Мандрагора спускается по ступеням, уходящим в темноту, а где-то далеко внизу плещется вода. Мы углубляемся в недра планеты.
Под рукой ни «Джи Пи Эс», ни «Гугла», ни «Википедии», ни карты подземных тоннелей. Я весь год исследовал небеса: штудировал созвездия, чертил карты, изучал языки – но о подземном мире мне не известно ровным счетом ничего.
В последнее время я вообще едва понимаю, что творится вокруг, и уже начинаю к этому привыкать.
По тоннелю проносится леденящий кровь пронзительный вопль.
Торчащие сверху корни с шелестом расправляются, а затем издают звук, который не смог бы воспроизвести ни один человек – разве что Аза Рэй.
Мы продолжаем наш путь, а корни как будто следят за нами и прислушиваются. Они скользят по потолку тоннеля, указывая моей похитительнице путь.
Со стороны подземной реки доносится прерывистый стон.
Кромешная тьма чередуется с проблесками света, но я даже не знаю, в каком мы движемся направлении. Стрелка компаса указывает на запад, но можно ли ей верить?
Мой слух различает голоса, низкие и высокие, поющие и орущие, шелестящие, как водопад, и гремящие, как барабанная дробь.
Мандрагора останавливается, издает громкий рык и начинает трястись, будто вкручиваясь в землю.
В следующий момент мы куда-то проваливаемся.
Перебирая корнями, мандрагора ползет по тоннелю, уходящему вниз и вбок, с невероятной быстротой, подобно лианообразному растению, способному выкорчевать дерево или обрушить дом… как же оно называются? Кудзу!
Когда на нашем пути попадаются пещеры и гроты, я жадно хватаю ртом сырой воздух.
Вскоре мы уже катимся по скользкой черной горке, вдоль которой течет ручей, и ноздри щекочет запах гари. Стены тоннеля покрыты какой-то пористой вулканической породой, и от них пышет жаром.
В конце тоннеля вроде бы горит костер. Оттуда доносятся вой и шепот, свист и лай, будто там собралась целая сотня неведомых существ, одновременно разговаривающих на сотне неведомых языков.
Мандрагора медленно и уверенно идет на их голоса.
Наконец мы оказываемся на дне котловины, залитой ярким светом. Мы будто попали в кальдеру
[9] вулкана. Постойте-ка… ТАК И ЕСТЬ!
Прямо посреди этой огромной полости на вертелах жарятся крупные животные, которых мне не доводилось видеть даже на картинках. Одно из них похоже на слоновую черепаху, но приглядываться что-то не хочется. Куда ни взглянешь, повсюду чудовища: одни высокие и тонкие, другие едва поднимаются над землей, и каждое что-то бормочет. Какофония.
Мое внимание привлекает древний монстр из камней и магмы. Зачерпнув полные пригоршни бурлящей лавы, растекающейся по полу, каменный великан заливает ее себе в глотку.
Я, конечно, в таких вещах не спец, но, по-моему, это черуфе, персонаж чилийской мифологии, пожирающий лаву и людей. Точно сказать не могу, ведь этих существ никто никогда не видел. Считается, что они вызывают оползни и землетрясения. А еще считается, что их не существует, как и прочих мифических созданий.
Ну да, хотелось бы в это верить.
Я будто попал в комнату страха в парке аттракционов, где со всех сторон на тебя бросается нечисть. От каждого шага чудовищ в воздух поднимаются клубы перетертой в порошок горной породы. Дно кальдеры усыпано ровным слоем черного песка, а стены имеют красноватый оттенок.
Интересно, почему меня не трясет от страха?
Вполне вероятно, я уже никогда отсюда не выберусь. Возможно даже, окончу свои дни на вертеле. Людей здесь, кажется, нет. Да и что им делать в этой печи?
Я не могу заставить себя бояться. Мне уже все равно, выживу я или нет, ведь Аза теперь наверху… Гримм умер… Илай пропала.
На смену всем переживаниям приходит равнодушие. Под землей, говорите, живут чудовища из страшных снов? Хорошо, пусть себе живут.
Здесь есть и другие мандрагоры. Я обвожу взглядом их извилистые тела и причудливые лица.
Разговаривают они страшно медленно, а голоса их похожи на скрип деревьев, раскачивающихся на ветру. Сквозь дырки в туловищах мандрагор пробивается свет, а реберные каркасы у них полые и не обтянуты кожей, что придает им сходство с ходячими птичьими клетками.
Чудовища встают в круг, и одна из мандрагор уверенно выходит вперед. Все остальные принимаются топать, сотрясая землю. Сколько зданий они обрушили своими дикими плясками? В своем воображении я представляю орду шумных пьяных болельщиков, от которых ходит ходуном целый стадион. Может быть, где-нибудь поблизости уже началось землетрясение?
А может быть, я нарочно размышляю о всяких пустяках, чтобы не думать О ГЛАВНОМ. Из грудной клетки мандрагоры мне виден маленький кусочек неба. Он находится очень, ОЧЕНЬ далеко. Я опускаю взгляд и вижу…
Илай.
Она жива! Илай сидит в груди у той мандрагоры, которая вышла в центр круга. Вид у нее нездоровый, волосы спутались, но глаза гневно сверкают. Ей через многое пришлось пройти, и, похоже, она в ярости. Надеюсь, я прав. Ярость – это хорошо. Это значит, Илай не сдалась.
– ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ! – кричит она, вскакивая на ноги. – Я ВАМ НЕ ПЛЕННИЦА! – Она трясет прутья клетки, но те не поддаются.
Мандрагора крутится на месте, показывая всем свою добычу.
– Взгляните на товар! Певунья! – вопит мандрагора, и хотя она разговаривает на человеческом языке, от звука ее голоса хочется зажать уши.
– Сколько они заплатят за избранную? – спрашивает существо, похожее на виток дыма.
– За ее жизнь или за ее тайны? – говорит человек из камня, с которого капает лава.
– Достаточно, – отвечает мандрагора, внутри которой находится Илай. – Они заплатят достаточно. Они уже здесь.
Тело поймавшей меня мандрагоры напрягается, Илай настороженно оглядывается.
Раздается жужжание, и мы все смотрим вверх. На длинном тросе в кальдеру спускается аппарат наподобие батискафа, к носу которого прикована птица с огненным оперением, похожая на маленького дракона. Она шипит и дымится.
Передо мной не что иное, как феникс… Даже не знаю, что сказать.
