Я очень ослабла, даже не знаю, получится ли дать им отпор. Хейуорд вскрикивает от боли, но уже в следующее мгновение встает на четвереньки, готовясь к сражению. Раздается новый звук, странный, инородный, однако исходит он не от корабля.
– ПОКИНЬТЕ ЭТИ НЕБЕСА! – ревет незнакомый голос, и откуда ни возьмись небо заполоняют…
ПТИЦЫ.
Взрыв звука. Со всех сторон, хлопая крыльями, на нас движется, должно быть, сотня тысяч птиц, и все они поют в унисон с тем первым голосом.
Птицы налетают на лодку, точно пчелиный рой, и мы оказывается внутри гигантского живого смерча. Уже через несколько секунд смерч перекидывается на магонский корабль, и, раскачиваясь на ветру, тот теряет управление парусами и рулем.
Я замечаю в воздухе цаплю с оранжевым клювом, выводящую высокую трель, и крохотную серебристую летучую мышь, яростно подпевающую ей тонким голоском, от которого у меня звенит в ушах.
Я начинаю повторять за мышью, излучая ультразвуковые волны, недоступные человеческому уху. В легких покалывает, голосовые связки неприятно сжимаются, но я не останавливаюсь. Заль учила меня петь с летучими мышами, так что мне не впервой. Наша песня цепляется за края небосвода и пытается сложить его пополам.
В воздухе разливаются шум и свет, все происходит как в замедленной съемке. Время растягивается, наступает ощущение нереальности происходящего. Нос корабля задирается, как будто налетел на айсберг, и судно раскалывается на две части. Экипаж прыгает за борт и летит навстречу смерти.
Во рту пересыхает. Сейчас песня захлестнет и нас…
Я бросаю взгляд на Хейуорд: у нее бледное, влажное от пота лицо, волосы развеваются на ветру. В этот момент лодку переворачивает поток воздуха от падающего магонского корабля. Я уже запыхалась и не могу петь, но даже будь у меня полная грудь воздуха, мне все равно не удалось бы нас спасти.
Схватившись за руки, мы Хейуорд несемся сквозь атмосферу. Я сжимаю ее ослабшие пальцы, чувствую, что она рядом, и это приносит мне небольшое утешение. Земля все ближе…
Вот и закончилась наша история.
Глядя на Хейуорд, я будто вижу себя в зеркале. Наблюдая за моим падением, она, должно быть, ощущает то же самое. Мы превращаемся в ничто, в пригоршню праха, в морскую пену.
Вдруг мы больно ударяемся обо что-то твердое. Под нами лишь воздух, и все же почему-то мы больше не падаем.
Хейуорд лежит рядом со мной без сознания. Наклонившись над ней, я торопливо прикладываю ухо к ее губам, затем пальцами нахожу шейную артерию. Пульс есть, но слабый. Бледная как полотно, она еле дышит.
И тут я замечаю, что из ее груди торчит дротик, а вокруг него растет красный круг. О нет… Нет-нет-нет… Я дотрагиваюсь до него рукой, но не выдергиваю из раны. Что же делать? Это Илай с Джейсоном у нас умеют оказывать неотложную помощь, а я до сих пор всегда была в роли пострадавшей.
Поверхность, на которой мы находимся, наклоняется, и мы начинаем скатываться вниз. Одной рукой я хватаю Хейуорд, а другой пытаюсь за что-нибудь зацепиться. Где кончается этот прозрачный островок? Сперва я принимаю его за глыбу льда, но потом, нащупав скользкие доски, понимаю: мы на палубе!
Пролепетав пару нот, я замораживаю все вокруг, и моему взгляду открываются контуры корабля.
Он такой прозрачный, что можно подумать, будто его сделали из хрусталя. Корабль-призрак, призма, преломляющая свет. Борта сверкают, паруса колышутся на ветру, а посреди палубы стоит рубка, похожая на стеклянный домик со стенами цвета облаков. Сквозь палубу виднеются море и контуры материка.
Компас жужжит у меня в нагрудном кармане, я чувствую, как бешено крутится стрелка, показывая на все стороны света и не желая остановиться ни на одной из них.
Из невидимой двери невидимой рубки выходит вполне видимый старик.
Я тут же напрягаюсь и загораживаю Хейуорд собой, но, кажется, он не собирается нападать.
Передо мной низенький магонец с извивающимися, подобно змеям, волосами и золотыми глазами. Его серая, как дождливое утреннее небо, кожа разлинована белыми татуировками, напоминающими созвездия. Его грудная клетка не совсем похожа на мою. Подлетев к открытой дверце в его груди, цапля кладет туда кольцо. Это не обычный канур, как Милект, а птица сердца, как Кару. Дверца закрывается, и вместе старик и цапля издают странный, пронзительный, идеально сбалансированный звук, от которого у меня по коже пробегают мурашки. Никогда в жизни не слышала ничего подобного. Их песня прекрасна, но об нее можно обжечься, она мелодична, но в то же время слегка напоминает скрип мела по школьной доске.
Так вот кто велел магонцам отступить. Вот кто потопил их корабль.
КАК ему это удалось?
Старик пристально смотрит на меня, и в его глазах читается вселенская печаль. Затем он качает головой.
– Ты, конечно, знаешь, что зашла на чужую территорию, – говорит он тихим, звонким, завораживающим голосом. – Это мои владения.
– Моя подруга ранена, – говорю я дрожащим голосом. Изо рта Хейуорд тонкой струйкой сочится кровь, торчащий из груди дротик подергивается в такт все более слабым ударам сердца. – Кажется, она умирает… Нам нужна ваша помощь.
– Вы упали с магонского корабля, так ведь?
– Нет! Они… они пытались схватить нас.
– Стало быть, вы преступницы?
– Пожалуйста, помогите, – умоляю я. – Ей плохо.
Глаза Хейуорд двигаются туда-сюда за закрытыми веками. Вдруг у нее начнется приступ? Я приподнимаю ее голову руками.
– Это утопленница, – с презрением говорит старик.
– Она была Дыханием, – говорю я, и он морщится. Интуиция подсказывает, что нужно слегка погрешить против истины. Этот магонец только что потопил военный корабль Маганветара – едва ли его можно назвать союзником Заль. – Но дезертировала, и теперь мы в бегах. Поэтому они нас и преследовали. Прошу, помогите! В нее чем-то выстрелили!
Не знаю, кому из нас предназначался дротик и намеревались ли им убить, но попал он в Хейуорд, и теперь она при смерти. Я стискиваю ее руку.
Сначала я забрала ее земную жизнь, а теперь…
В груди старика отворяется еще одна дверца. В нее залетает другая птица.
У меня отвисает челюсть.
Невозможно! У магонцев не бывает больше одной дверцы в грудной клетке, и каждый из нас может иметь лишь одного канура…
Тут я понимаю, что это была не птица, а летучая мышь, маленькая серебристая летучая мышь. Они начинают петь втроем: мышь создает вибрации, голос цапли звенит бубенчиками, а магонец задает ритм.
– Как вы это делаете? – спрашиваю я. – Кто вы такой?
– Представитель вымирающего вида, – отвечает он. – Последний в своем роде.
Летучая мышь беззвучно что-то кричит, и на ее зов прилетают ворон и белый сокол, похожий на моего Кару, только мельче. Вместе с цаплей они рассаживаются на плечах и руках старика.
