– Восемь месяцев, – шепчет она мне во время ужина. – Восемь месяцев замужем за старым герцогом, а потом – раз! Слишком много пряной редиски на ночь… и он, как это ни печально, покинул нас, оставив меня герцогиней. Пусть и вдовствующей, но тем не менее – очень удачное стечение обстоятельств. – Она смотрит на меня, удивленно приподняв одну бровь в ожидании ответа.
Я заливаюсь смехом и с этой самой минуты знаю, что приобрела друга и союзника.
Внучатая падчерица Франни, Диана, герцогиня де Лорагэ, тоже ужинает с нами. Она не такая уж и толстая, как поговаривали, и хотя мне нравится ее смех и легкость общения, меня тревожит то, что взгляд короля временами задерживается на ней. Вероятно, слухи о том, что она когда-то была его любовницей, соответствуют действительности. Я с изумлением признаюсь себе, что, несмотря на то, что еще до конца не знаю короля, уже понимаю, что как мужчина он привередлив.
Днем Луи охотится, и теперь я часто сопровождаю его там, где раньше бродила и мечтала. Когда наши дорожки пересекаются с экипажами местной знати, которая жаждет поприветствовать короля, я думаю: «Как же странно, что и я раньше была среди них, с завистью взирая на этот волшебный близкий круг». Но теперь я здесь.
По вечерам мы ужинаем и играем в игры, но счастье мое бывает полным, когда день подходит к концу и мы можем остаться одни.
– У тебя идеальная грудь, – говорит Луи, восхищаясь и словно обозревая собственное творение. – Как бы мне хотелось иметь чашу такой же формы! Я бы пил из нее только лучшее шампанское. Мы должны сделать слепок.
– Горячий воск мне на грудь – какой ужас!
– Небольшая плата в поисках совершенства.
Я смотрю на него в восхищении. Дофин еще не вступил в брачные отношения с этой ужасной дофиной – отчасти всему виной ее рыжие волосы и веснушки, – но отца его в подобном не упрекнешь. Луи всегда пылок и готов к усладам; часто мы занимаемся любовью три-четыре раза за ночь. Хотя занятия любовью и не вызывают во мне естественного вожделения, которое воспевают поэты, – должна заметить, что поэты в основном мужчины, наверное, эти удовольствия доступны исключительно мужчинам? – но я обожаю находиться в его объятиях, мне нравится доставлять ему удовольствие, которое он явно от меня получает. Он восхитительный человек, двадцать раз за день я благодарю Бога и небо за то, что он принадлежит мне.
Он проводит руками по моей спине.
– Ни одного изъяна, ни единого. Ты подобна богине, которую сотворили из самого совершенства, и только для меня. Может, ты еще и бессмертна? Нет, подожди, мне кажется, я заметил веснушку под правой подмышкой. – Пальцы его замирают, он щекочет меня в том месте.
Я беру его руку и кладу на маленький шрам на своем плече; он нежно его целует.
– Один крошечный шрамик, дарованный богами, чтобы напомнить нам, что мы люди. Что случилось?
– Упала на острый край резака для фитилей и сильно порезалась. Мне было лет пять.
– Резак для фитилей? А что это?
– Ах, месье, вам еще многому придется научиться. Боюсь, вас слишком избаловали. – Я наклоняюсь ближе и дышу ему в ухо, как будто собираюсь поведать величайшую тайну: – Резак для фитилей предназначен для того, чтобы обрезать фитили в свечах, обрезать до нужной длины, чтобы она горела определенное время.
– Вот как! – шепчет в ответ король. – Ты настоящий оракул, который каждый день раскрывает все новые тайны.
Я пытаюсь отстраниться, но он не отпускает меня. Такое настойчивое проявление чувств, конечно, льстит, но временами подавляет.
Однако недели не прошло, как король заскучал и стал более раздражительным. Ему не нравится квартет виолончелистов, которых для нас пригласил распорядитель «Menus Plaisirs»
[6]. В Версале подобными развлечениями ведает первый камер-юнкер – самый престижный из всех титулов, который передается лишь кому-то из четырех наиболее знатных аристократических семей. В этом году – слава Богу, что год уже заканчивается, – это звание носит герцог де Ришелье, но его с нами в Шуази нет, и я не уверена, кто здесь за это отвечает. Всю первую часть Луи зевает, а потом громко жалуется, что он должен весь вечер слушать их пиликанье.
– Эта музыка испортит мне всю охоту, – ворчит он, поджимая губы и отводя от меня взгляд. Его спутники держатся поодаль, и по их молчанию я понимаю, что они привыкли к таким вспышкам.
– Тогда мы должны придумать что-то другое, чтобы развлечь нас! Никто не заставит нас их слушать.
– Знаете ли, – протягивает Луи, ударив рукоятью кнута по охотничьим сапогам, – все уже решено и…
– Чепуха! Мы должны слушать только то, что нравится, никто не может навязать нам глупые обычаи, если мы того не хотим.
Луи смеется несколько хрипловато. Я не знаю, злится он на меня, или на распорядителя, или на весь окружающий мир в целом. Полагаю… надеюсь? Что злится на распорядителя.
– В моем мире правят традиции.
Я смотрю на него, не зная, что сделать и что сказать. Он ведет себя несколько по-детски, но, конечно, я стану его уговаривать.
Он вздыхает и отворачивается.
– Поступай как знаешь, дорогая, – отвечает он и жестом приказывает конюху привести лошадь.
Он садится верхом, потом со злостью пришпоривает коня и галопом уносится в облаке пыли и недовольства. Остальные придворные и сопровождающие седлают своих коней, и я остаюсь одна – обдумывать его последние слова.
«Поступай как знаешь»? Значит ли это, что я могу отменить концерт вопреки приказу распорядителя? Берни говорил: «Не соблюдать правила этикета ради выгоды – допускается, не соблюдать их по незнанию – варварство». К сожалению, Берни в Шуази нет, а Элизабет, мне кажется, не знает.
Я бреду назад из конюшни к замку и на террасе, выходящей на Сену, натыкаюсь на Диану, герцогиню де Лорагэ. Она смакует блюдо с жареной гусиной печенкой с миндалем, которую подавали вчера к ужину.
– Я послала слугу на кухню с приказом – остатки приберечь на потом. Воротит от одной мысли о том, что этим будут наслаждаться толстые кухарки. – Диана жестом приглашает меня составить ей компанию, я сажусь на каменную скамью рядом с ней.
Стоят последние теплые денечки перед приходом холодов, сегодня почти так же жарко, как в августе. Я размышляю над тем, что нужно помыть голову и высушить ее до захода солнца, до того как мужчины вернутся с охоты.
– Хотите кусочек? – предлагает Диана. – Мне кажется, что печенка стала еще вкуснее. Смешно, верно, как определенная еда лишь выигрывает, если немного постоит? Как с возрастом люди и вино, да… вино больше, чем люди. И сыр, конечно же. И кое-какое мясо, как эта печенка, например, и курица, это что-то…
– Отсюда открывается замечательный вид, – говорю я, чтобы остановить этот словесный поток. Внизу сада безмятежно течет Сена, теплое солнце и осенние листья отражаются в воде.
