Я пытаюсь не показывать своего разочарования. Мне отчасти нравится сельдерей, но только из-за цвета – изумительный цвет длинного по форме овоща. На вкус он горчит, и мне не нравится, когда между зубов остаются его волокна. Но я последую совету лекаря; мой повар, предварительно очистив, может приготовить из него суп.
И отдохнуть от этого бесконечного карнавала, которому нет конца и края, – как бы мне хотелось, чтобы это случилось.
От Луи-Франсуа-Армана де Виньеро дю Плесси, герцога де Ришелье
Замок де Фронсак, Фронсак
1 октября 1748 года
Мадам!
Я крайне обеспокоен вестью о Вашем недомогании. Конечно же, все это домыслы! Разве может такое юное и крепкое создание занемочь? Мой мясник здесь, в замке Фронсак, может похвастаться отменным здоровьем, как и его жена.
Я рекомендую теплую воду с гусиной кровью – очень помогает при легких недомоганиях. Вас может испугать такой совет, но смею заверить, что это средство неоднократно проверено на женах моих крестьян.
В это время года Бордо восхитителен, и, куда бы я ни поехал, везде ждет радушный прием. Местные – чудесный народ, здесь сильны предрассудки, которые свойственны людям необразованным. Как-то на днях мой сокольничий поведал мне местную легенду об одной глупой девушке, которая стремилась вознестись, но в итоге ее съели волки. С чего мне пришло в голову, что Вас могут заинтересовать подобные басни? Прошу меня простить.
От всего сердца смею заверить Вас, мадам, в моей постоянной преданности и почтении. Я с нетерпением жду, когда в январе вернусь ко двору и возложу на себя обязанности первого камер-юнкера. Уверен, что Вы ожидаете моего возвращения с таким же нетерпением, как и я.
Остаюсь Вашим преданным слугой,
Ришелье
Глава двадцать третья
– Этот театр, – говорит Берни, его ресницы трепещут, вторя взмахам рук, – тот гвоздик, на который все могут нанизывать свои обиды.
Всю страну охватила театральная лихорадка, и меня винят все, включая девушек из монастыря, которые хотят попасть на сцену. Священники ополчились против меня, как будто я одна-единственная попираю устои морали в стране.
К тому же все громче звучит недовольство непомерными расходами на театр и при этом упоминаются непомерные суммы.
– Как это могло обойтись в два миллиона ливров? – возмущаюсь я, комкая памфлет и швыряя его в огонь. – Это же просто смешно. На эти деньги можно содержать не один, а десять таких театров.
К нашему второму сезону был возведен новый театр у лестницы Послов, с большой оркестровой ямой и зрительным залом, и достаточно просторной сценой, на которую можно вывести шестерку лошадей и проскакать по ней. Да, совершенство требует средств, но я полагаю, что это хорошее вложение денег, если представления развлекают короля.
Возвращается моя преданная театральная труппа в полном составе, и даже за маленькие роли идет яростная борьба.
– Теперь участвовать в театральных представлениях стало важнее, чем ездить с королем на охоту, – вскользь бросает Элизабет. Я замечаю ревнивые нотки; в этом году Элизабет отвечает за чучело утки, которое необходимо в одной из сцен.
Франни убеждает меня дать Диане маленькую роль в эпизоде, роль молчаливой морской нимфы, чтобы хоть как-то утешить ее после смерти дочери в начале года. Я неохотно соглашаюсь и на следующий день посылаю за собственной дочерью. Александрин уже четыре, она хороша и свежа, как персик: светло-каштановые вьющиеся волосики, голубые глазки и румяные щечки. Слава богу, она не унаследовала резких черт своего отца. Она приезжает с мягкой игрушкой, ягненком, но игрушка слишком грязная. Я отдаю ее Николь постирать, но Фанфан – так мы ласково называем мою дочь – безутешна.
– Малышка Агнесса тоже должна купаться и быть такой же чистой, как и ты.
– Она утонет! – настаивает Фанфан, едва не плача. – Агнесса не любит воду.
– Служанки не позволят ей утонуть. – Я крепко обнимаю дочь, вдыхаю сладкий запах ее детской наивности. – А сейчас Николь отведет тебя посмотреть на нового щенка Маргариты де Ливри. Щенок такой же кудрявый, как и ягненок.
– Как и ягненок? – удивляется Фанфан, позволяя Николь забрать себя из моих объятий.
Я закрываю глаза и цепляюсь за воспоминание о ее теплом тельце. Она – вся моя жизнь; если что-то с ней случится, я не переживу.
Нашей первой постановкой в этом сезоне становится переработка оперы Генделя «Ацис и Галатея». Во время репетиций Диана подтвердила мои первоначальные страхи: она постоянно забывает свои реплики и, даже когда ее вовремя выпихивают на сцену, часто забывает, где именно должна стоять. На последней репетиции она шагает по голубой ткани, которая струится по полу, изображая нашу реку, падает и запутывается в бархате.
В ночь премьеры я предстаю Галатеей в великолепном костюме: блестящий серебристый и зеленый атлас поверх бледно-розового корсажа; мои длинные волосы распущены, в них вплетены морские ракушки. Я пою на фоне восхитительного заката, в окружении преданных нереид, одна из которых с трудом может стоять.
После представления Луи выходит на сцену в сопровождении двух лакеев, которые несут огромнейшую, доселе мной не виданную корзину красных роз. И у всех на глазах он меня целует.
– Ты самая восхитительная женщина во Франции, и я желаю каждый день и час проводить рядом с тобой, – нежно шепчет он мне на ушко. Неожиданно я ощущаю себя безумно, до абсурда счастливой. Он – мой эликсир, мой сельдерей, мое лекарство.
Он придает мне сил.
Глава двадцать четвертая
В январе 1749 года герцог де Ришелье возвращается ко двору, дабы принять на себя обязанности первого камер-юнкера. Его возвращение с ликованием воспринимают мои недруги, поскольку полагают, что Ришелье не даст мне спуску, пока я не буду вынуждена уехать. Он самодовольно прохаживается по дворцу в окружении огромной толпы придворных, которые следуют за ним, как гончие за псарем.
– Все еще здесь, мадам, – произносит он, когда приветствует меня, театрально кланяясь.
Я меряю его ледяным взглядом, напоминая себе, что это еще один из моих врагов. Но я уже не юная девица, играющая на провинциальных подмостках в надежде получить доступ к господину. Теперь я на первом плане, я уверена в своем могуществе. Однако все равно следует сдерживаться.
Я тепло ему улыбаюсь:
– Вы так быстро вернулись, месье! Кажется, что только вчера вы были здесь. Мы не успели по вас соскучиться.
Однако Ришелье не единственный неприятный гость, грозящий испортить всю зиму, которая и так с каждой неделей становится все холоднее и суровее. Старшая дочь Луи, Элизабет, которую в двенадцать лет выдали замуж за испанского инфанта, возвращается в Версаль по дороге в Парму. Благодаря мирному договору, который в прошлом году положил конец войне, ее супруг теперь герцог Пармы, а она станет герцогиней.
