Я глажу короля по голове, и он бормочет, что я его единственное утешение в этом ужасном, безрадостном мире. Слова его окутывают меня подобно теплому бархатному плащу, в котором мне не страшен холод. Король засыпает в моих объятиях, и, когда он начинает похрапывать, я высвобождаюсь и сажусь у окна.
Я вглядываюсь в темноту за окном и думаю, что где-то под крышей этого же дворца так же сидит маркиза, охваченная скорбью. А потом я вспоминаю слова короля о том, что он любит меня, что скучал по мне, и думаю: «Какое счастье, что я сейчас здесь, рядом с ним».
Надеюсь, что я влюбилась. Хотя сестра Маргарита уверяет, что нет ничего хуже, чем влюбиться. В любви ты рискуешь отдать все, ничего не получая взамен; любовь нельзя попробовать на зуб, как монетку, или отполировать, как алмаз.
Глава пятьдесят первая
– И это все, что она может для тебя сделать? Неужели? – фыркает моя заносчивая посетительница вместо приветствия, когда я вхожу в гостиную.
Она даже не встает в знак приветствия, поэтому я делаю реверанс и сажусь напротив нее. Это пожилая женщина с посеревшим лицом и обвисшими щеками и грудью.
– Я… – посетительница выдерживает паузу, с презрением обводит взглядом комнату, – Элизабет, графиня д’Эстрад. – На ней лиловое платье в полоску, которое ей совершенно не идет, а под нижней юбкой я замечаю огромные черные сапоги.
– В таком случае приятно с вами познакомиться, графиня, – говорю я и вижу ее раздражение от того, что имя ее не навеяло на меня страх.
– Что ж, тогда перейдем прямо к делу. И сведем этот визит к минимуму.
– Предложить вам чаю? – спрашиваю я, вспомнив об учтивости. – У меня есть чай с лимоном, подарок от герцога д’Эйена.
– Неужели? От старика Эйена? Очень интересно!
Я велю на кухне приготовить чай, а когда возвращаюсь, посетительница продолжает говорить, как будто я никуда и не уходила:
– Ни для кого не секрет, что король обожает вас.
– Как и я его, – отвечаю я.
Я произношу это машинально, но мои слова – истинная правда: никогда не встречала человека, ставшего для меня столь дорогим. Признаться, я редко вижу его после рождения и смерти нашей дочери; он часто уезжает этим летом, и хотя я закидывала удочку, желая вновь отправиться с ним в Фонтенбло, и даже позволила ему некие вольности, которых он так долго добивался, приглашения так и не последовало.
– Неужели нет слуг, чтобы подули и охладили чай? – раздраженно восклицает графиня, указывая на чашку.
– Я могла бы позвать Розу, – неуверенно говорю я.
Посетительница досадливо качает головой и неистово дует на чай в чашке.
– Я продолжу. И только одно стоит между тобой и абсолютным счастьем.
– Я здесь вполне счастлива, – с сомнением отвечаю я. Скоро исполнится два года с тех пор, как я приехала в этот дом, и мне нравится такая жизнь, нравится роскошь и праздность. Нравится то, что нужно думать только о внимании одного короля, чудесного человека.
– Здесь? Не смеши, дитя. Это же… сарай. Твое место по праву в Версале, рядом с королем…
– Но я и так рядом с ним. Только в прошлом месяце мы ужинали вместе. – «В отличие от вас», – хочется добавить мне, но я решаю промолчать.
– Не показывай отсутствие манер, дитя, перебивая меня. Нет, я не имею в виду в прямом смысле сидеть рядом с ним, хотя я слышу, что он ходит к тебе налево по ночам. Я имею в виду все эти тайные встречи, полночные визиты в этот постыдный маленький домик. Твое место в Версале.
Я вспоминаю придворных в Фонтенбло, ухмылки и притворные слова, нервозность, которую я испытываю, когда обедаю с друзьями короля. Взгляды Ришелье, тайный язык придворных, которого я не понимаю, мерзость, которая там подспудно зреет подобно гнойнику, вот-вот готовому прорваться.
– Ой, я не знаю… Я не знаю, понравится ли мне.
Графиня недовольно восклицает и отпивает чай, потом морщится, как будто укусила сырой лимон. Который я тоже не люблю.
– Только подумай, что ты получишь, если тебя публично объявят любовницей короля. Во-первых, свой собственный дом. Ты знаешь, у маркизы целых пять домов.
О, этого я не знала. Иметь собственный дом было бы неплохо, чтобы не было рядом мадам Бертран и других девушек. Я возьму с собой Розу, она будет и служанкой, и моей экономкой.
– Тебе понравится, – продолжает графиня и презрительно кривится, делая очередной глоток. – На вкус напоминает уксус. Я такой не люблю.
Я киваю, не понимая, чего она от меня ждет.
– Только одно стоит между тобой и будущим счастьем. Маркиза де Помпадур.
– Но неужели король просто не может подарить мне дом, собственный дом? – Я вспоминаю просьбы Катрин, обращенные к Лебелю, – я должна просить у короля прямо. – Какое это имеет отношение к маркизе?
Графиня нетерпеливо восклицает:
– Он никогда не подарит тебе собственный дом, пока правит маркиза. Она этого никогда не позволит. Ты должна, – продолжает она, буравя меня своими глазами-бусинками, – требовать отставки маркизы.
– Маркизы де Помпадур? – переспрашиваю я удивленно. – О нет, я не могу. Он слишком ее любит. И зачем мне добиваться ее отъезда?
– Признаюсь, твоя манера маленького котенка прелестна, и, вероятно, с мужчинами она творит чудеса, но на меня это не действует. Прекрати изображать невинность.
– Но… я не могу требовать ее отставки. Она слишком могущественна. – Я вспоминаю нашу встречу в Фонтенбло, ее вкрадчивые слова, ее ласковый, оценивающий взгляд. Вспомнила, как потом у меня возникло ощущение, что она способна стереть меня в порошок и съесть на ужин.
– Тебе может казаться, что она могущественная и влиятельная, но мне-то лучше знать. Я же самая близкая подруга маркизы, ее доверенное лицо.
– А я думала, что это вдова маршала Мирпуа.
Графиня хмурится и отмахивается от такого предположения:
– Что за ерунда. А мой ближайший друг – я уверена, что уж кому, как не тебе, знать о близости, – сам граф д’Аржансон, военный министр.
– Вот как, – отвечаю я. Мне довольно часто приходилось слышать, что именно так король и другие придворные отвечают, когда не проявляют интереса к беседе, но вынуждены быть любезными.
– Положение маркизы очень шаткое. Она раздавлена горем из-за смерти ребенка и потеряла почти всех влиятельных друзей. Пришло время требовать ее отставки. И как только ты укрепишь свои позиции, не забывай, кто помог тебе добраться до вершины.
Я опускаю взгляд. По ее тону совершенно ясно, что она относится ко мне, как девочке на побегушках, готовой исполнять ее приказы.
– Ты же не хочешь жить здесь всю жизнь? Играть вторую скрипку при этом изумительном ребенке по имени Мари?
Я замираю.
