– Маршала де Мирпуа? Вот как!
Штаремберг пытается скрыть свое изумление, но у него не слишком хорошо получается. Интересно, что его удивляет? Все хотят со мной дружить, теперь, когда меня любит король, и это совершенно естественное желание.
– А чистый зеленый цвет – просто великолепен! – продолжает он, рассматривая сахарницу. Чем она так его заинтересовала? Наверное, у них там, в Австрии, нет сахарниц? – А изящные мазки – ни с чем не сравнимы. Тончайшие, как струны лиры.
– М-да. По-моему, очень красивая.
– А только взгляните на сияние и блеск, такой яркий, почти как зеленое стекло. А видите этот изгиб… – Мы какое-то время обсуждаем сахарницу, потом Штаремберг встает, извиняется, говорит, что у него легкое несварение от такого идеального кофе.
– О, разумеется. Но, месье, вы ведь хотели спросить меня о чем-то важном?
– Верно, мадам, но я должен поблагодарить вас: вы ответили на все мои вопросы, даже на те, которых я не задавал, – вкрадчиво говорит он и сгибается в очень низком поклоне.
Он откланивается, а я розовею от гордости за свою первую победу на дипломатическом фронте. Я должна найти Аржансона, чтобы опять дать ему понять, как он ошибался на мой счет!
Письмо с письменного стола герцогини де Помпадур
Версальский дворец
24 октября 1756 года
Дорогой Ришелье!
Шлю Вам привет из Бельвю; мне так нравится сельская местность, а местные жители просто очаровательны. Одного из садовников зовут Арман, и я тут же вспомнила Вас, дорогой мой герцог, поскольку Вы получили при крещении именно это имя. Он даже чем-то похож на Вас – так же невысок, как куст.
Я приношу Вам свое сочувствие, что Его Величество отклонило Вашу кандидатуру на должность командующего войсками. Я уверена, что с маршалом д’Эстре мы в надежных руках – такой зрелый, преданный и верный человек, который руководствуется только своим рациональным умом, а не другими частями тела. Кроме того, мы должны не забывать, что в следующем году с января месяца Вы занимаете должность первого камер-юнкера. Несмотря на Ваш успех в Менорке, я верю, что Ваши таланты больше пригодятся здесь, для того чтобы подавать королю свечку или домашние тапочки, чем командовать войсками на поле боя.
Благодарю за новости о маркизе де Куаслен, хотя я думала, что Вы умнее и можете отличать правду от сплетен. Но прошу меня простить! Вы стареете, и, боюсь, когда человек впадает во второе детство, подобные ошибки встречаются сплошь да рядом.
Что ж, я должна заканчивать это послание, чтобы подготовиться к вечерним развлечениям. На сегодня мы организовали шесть карточных столов, и надеюсь, я буду на высоте. Хороший игрок всегда знает, когда вскрывать карты или пропустить ход. Вам ли этого не знать! Вы ведь отличный игрок.
Буду иметь удовольствие видеть Вас вновь в Версале уже на следующей неделе.
Засим остаюсь Вашей верной и преданной слугой,
герцогиня де Помпадур
Глава шестидесятая
Аржансон становится нетерпеливым и настаивает на том, чтобы я отказывала королю в удовольствиях, пока ее окончательно не сошлют. Прошел уже целый месяц, а маркиза все еще здесь.
– И не позволяйте ему щекотать свою шейку, – грубо рычит он, не сводя глаз из-под нависших век с крупной груди Дианы, едва прикрытой огромным белым фишю.
Диана выглядит глуповато.
– Он сам выспрашивал, – одними губами как бы извиняется Диана.
– А теперь прочтите письмо от принца Конти.
Я смотрю на длинные и витиеватые каракули, похожие на паутину, и качаю головой. Аржансон вырывает письмо из рук – почему он так омерзителен? – и читает вслух.
– «И помните, держите свое остроумие при себе и не позволяйте гладить Вас по шее. Требуйте, чтобы он Вас признал. Все должны знать о Вашей любви», – с недовольным видом заканчивает Аржансон. – Вы понимаете? На следующей неделе Конти возвращается ко двору, и мы должны поделиться с ним хорошими новостями.
– Я не хочу с ним встречаться, – угрюмо заявляю я. – Он будет кричать на меня, а я уже не ребенок. Я самая могущественная женщина во Франции, и король любит меня.
– По-моему, вы перепутали эту тончайшую грань между соблазном и любовью, – сухо замечает Аржансон.
В ту ночь король посылает за мной.
– Дорогая! – восклицает он, раскрывая объятия. Я уклоняюсь, чтобы он не успел погладить меня по шее.
– Вы должны признать меня. Все должны знать о нашей любви, – нервно заявляю я, отступая. Я все еще чувствую себя неуверенно в присутствии короля; он очень умный человек, к тому же он король.
– Разумеется! – отвечает он, притягивая меня к себе, и кладет одну руку мне на шею.
– Нет-нет, не сегодня, – протестую я, хотя мне самой хочется броситься к нему в объятия. Мне нравится, как он щекочет и гладит меня, мне нравится, как пахнет его ночная сорочка: гвоздика с мускусом.
– Вам нездоровится?
– Нет-нет… я… я не могу… – вздыхаю я, и король вздыхает в ответ. – Я должна… у меня есть определенные условия… удовлетворить… удовлетворенные условия, – запинаюсь я.
– Я понимаю, понимаю, – вновь вздыхает король. – Вам не понравились серьги с рубинами, которые на прошлой неделе прислал вам Лебель?
– Нет-нет, они прекрасны, идеально подходят к тому платью, которое я надевала на ужин к маркизе де Бельзанс, мое малиновое с маками… – Я умолкаю. Нужно не забывать совет Аржансона. – Но я хочу большего. – О боже! Все это не то, не то! Было бы намного приятнее, если бы король просто понял, что я хочу, и мне не приходилось бы просить.
Я пристально смотрю на него, а он недоуменно смотрит на меня, но такого понимания между нами нет.
– Что ж, вы должны поступать так, как считаете нужным, милая моя. И я буду поступать так, как считаю подобающим, – отвечает король, встает и звонит в колокольчик.
Появляется лакей.
– Позови Лебеля и принеси мой камзол. Я иду прогуляться.
– Ой, вы куда? Я могла бы составить вам компанию. – Я вспоминаю наши романтические прогулки в саду, все эти разговоры о греках и телескопе. У него на глаза наворачиваются слезы. Наверное, он вновь нуждается в утешении.
– Нет-нет. Это не очень удачная мысль. Я пойду один, прогуляюсь по городу, – отвечает он и коротко целует меня в щеку. – Дайте знать, когда будете чувствовать себя менее… – Но фразу так и не заканчивает.
Я остаюсь сидеть на кровати, чувствуя себя опустошенной и глупой. Что теперь говорить Аржансону? Если честно, не хочу видеть эти прищуренные глазки, когда он недовольно смотрит на меня или пожирает глазами мою грудь. Не хочу больше слышать от него нотаций.
После того вечера я несколько дней не вижу короля, он уехал в Бельвю к маркизе, а меня с собой не пригласил.
