Я невольно продолжала думать о Саре, представляя, как ночью она лежала одна в своей комнате, прислушиваясь к шагам в коридоре и гадая, удастся ли ей спокойно выспаться или к ней опять притащится отчим. Закроет ли он ей рот ладонью, напомнив шепотом, что она должна вести себя тихо, – ведь ей не хочется, чтобы ее услышала сестра или мать. Или как она, измученная и страдающая, сидит по утрам на кухне, глядя на мать и думая: неужели и вправду возможно, что она ничего не слышала, что она ничего не знала…
Исцеление от такой травмы возможно, но шрамы все равно останутся. Из-за этого меняется отношение к людям, навсегда останутся сомнения в том, насколько можно доверять им или впускать их в свою душу. Меняются привычки, даже желания и мечты. Меняется внутренняя сущность, и не важно, как отчаянно ты стремишься вернуться к себе прежней, к той изначальной личности, в реальности она оказывается недостижимой. Некоторые изменения необратимы.
Телефон мурлыкнул, приняв сообщение.
От Прии.
«Стерлинг сообщила, что ты высмеяла ее квартиру. Кое-какие вещицы, знаешь ли, ей подарила я, понятно?»
Но иногда эти перемены благотворны. Или, во всяком случае, ведут к улучшению…
11
Вопреки плачевному началу, неделя прошла довольно спокойно. По несколько раз в день я разговаривала с Сарой и получала новые сведения от Холмс и Миньона. Сара сумела дать кое-какие полезные характеристики женщины, убившей ее родителей: не высокая, но на несколько дюймов выше Сары, стройная, но сильная – она несла Сэмми на руках до машины и к дому, а девочки шли следом. Одета в белый спортивный комбинезон, закрывавший ее от шеи до запястий и лодыжек, белые перчатки, через плечо – сумка с множеством пластиковых чехлов для ее белых кроссовок. Раньше Сара уже описывала белую маску, возможно повторяющую черты лица, с зеркальными глазными прорезями, но длинные и прямые светлые волосы закрывали верх маски – должно быть, использовался парик.
Обсуждая эти детали, мы с Эддисоном углубились в длинную дискуссию о разнице между «пользой» и «помощью», учитывая, что ни одна из этих деталей не могла помочь нам реально найти убийцу, пока мы не установим личность субъекта, причем еще если нам повезет найти ее в таком облачении. Миньон уже пытался отследить соответствующие покупки, но это одна из тех очередных задач, которую будет легче выполнить постфактум.
В полицию также поступило сообщение из социальной службы: файлы Ронни Уилкинса и Сары Картер проверили в Манассасском управлении по опеке и попечительству, но не обнаружили никаких совпадающих имен. Одну жалобу, поступившую из школы Сары, рассматривал новый сотрудник управления, а делами Ронни уже несколько лет занимался один и тот же сотрудник.
В среду я заскочила в архив ФБР и подала заявку. Все материалы по преступлениям, переданным в судебный архив с нашими замечаниями по ходу и после расследования, хранились там для изучения потомками или контроля, какая бы нужда ни случилась первой. (Контроль. Неизменный контроль.) Служа в Бюро уже десять лет, я успела поработать над множеством дел. Большинство из них вела наша группа или же привлекалась для консультаций, но изредка мне приходилось сотрудничать и с другими группами.
Работающая в архиве агент Альцеста, склонная к минимальному общению с людьми, выслушала причины, побудившие меня сделать заявку, не отрываясь от других заполненных заявок, требовавших ее одобрения. Я не пользовалась симпатией Альцесты – впрочем, как и все прочие сотрудники, – но ко мне она относилась менее отрицательно, поскольку я беспокоила ее лишь в случае крайней необходимости, по возможности обосновав насущность требуемых материалов.
Ее хриплый голос сохранил сильный квебекский акцент, так и не исправившийся, вероятно, от недостаточно частого общения с людьми. Она сообщила мне, что для снятия копий с такого большого количества документов может понадобиться несколько дней. И ждала от меня возражений, поскольку большинство пытались с ней спорить.
А я просто поблагодарила ее за труды и удалилась, оставив в архивном уединении. Большую часть этих материалов я могла найти сама по компьютеру, но гораздо легче было работать с файлами, скопированными на один диск. К тому же в архивных документах я увижу замечания Вика и Эддисона, а не только мои собственные. Мы продуктивно работаем в команде, поскольку обращаем внимание на разные аспекты дел; и в одном из наших расследований они могли заметить нечто ускользнувшее от моего внимания, а сейчас оно могло как раз оказаться существенным.
Я надеялась, что не зря задумала разобраться в такой куче старых дел, но все-таки не могла отделаться от беспокойного чувства, что могла бы и сама догадаться о причинах выбора моего дома для доставки детей. О причинах того, почему убийца называет детям мое имя и говорит, что теперь с ними все будет в порядке, что я обеспечу им безопасность.
Что, если когда-то я сама говорила ему или ей те же слова?
Именно это мы и говорим спасенным нами детям. «Все будет в порядке. Теперь вы будете в безопасности».
По-моему, все мы гнали от себя эти мысли, не желая признать возможность – или даже вероятность – того, что истоки этого убийцы, будь то он или она, таятся где-то в наших расследованиях. Мы не готовы пока заявить об этом, словно само заявление могло придать этой догадке слишком большое значение. Хотя это не означало, что мы отметали такие размышления.
В пятницу утром, ближе к полудню, когда мы со Стерлинг пристроились на столе Эддисона, заставив его нервно дергаться, и обсуждали, что заказать на ланч, к нам заглянул Вик с кучей папок и отчетов, которые он своими непринужденными извилистыми путями разносил агентам разных групп.
– Должен сообщить, что вам троим пора по домам.
– Что?
– Завтра у нас День независимости. Это ваш законный выходной благодаря федеральному празднику. Короче, здесь вам находиться не положено.
– Но многие все равно будут здесь.
– Ну, либо у них посменная работа, и тогда они будут праздновать в понедельник, либо, как вы трое, плохо понимают разницу между работой и жизнью.
– Ой-ой-ой! Звучит несколько лицемерно, учитывая… ладно, все понятно.
Вик укоризненно покачал головой. Он щеголял в галстуке, подаренном ему на день рождения в прошлом году Прией, Инарой и Викторией-Блисс: поблескивающие на черном фоне витражные бабочки выглядели так же кошмарно, как их описание, но он все равно носил его, показывая, как ценит их подарок.
– Валите домой. И не смейте тащить с собой бумажную работу. Отдохните. Займитесь стиркой. Короче, развлекайтесь по желанию.
Мы продолжали удивленно взирать на него.
– Должны же вы нормально отдыхать, – со вздохом напомнил Хановериан. – Вам известно, как выживать в этом мире.
Стерлинг склонила голову набок.
– Нет, – строго произнес он, – никаких вечеринок с ночевкой, никаких шатаний по барам. Каждый из вас отправится к себе домой, и ко мне не заваливайтесь, поскольку мы с Дженни имеем право, хотя бы раз в тридцать лет, провести праздник вдвоем.
